История климата с 1000 года

Прежде всего на графике можно отметить отличную (если не полную) ежегодную согласованность, проявляющуюся между различными кривыми; взять, например, 1675 г., в который виноград собирали очень поздно повсеместно во всей Европе — от Шварцвальда до Лангедока. Лето действительно было тогда очень холодным. Мадам де Севинье пишет своей дочери, находившейся в Провансе [335, стр. 499, 506, 523]: «Какой ужасный холод, мы все время топим и вы тоже, и это просто поразительно» (28 июня 1675 г.); 3 июля маркиза снова отмечает: «странный холод»; в разгар лета, 24 июля 1675 г., опять: «Итак, у вас все время этот ваш холодный пронизывающий ветер. Ах, дочь моя, как он надоел!» И тут же задает себе вопрос: «не изменились ли поведение солнца и времена года».

То же можно сказать и о лете 1725 г., которое отличалось облачной погодой и непрерывными дождями, а также повышением цен на зерно, в значительном количестве погнившее на корню в полях, и повсеместно очень поздним сбором винограда.

Наоборот, в 1718 г., когда весна[20] и лето[21] были очень сухие и жаркие, когда водоемы и колодцы пересохли, когда во всем Лангедоке не хватало сена, повсюду рано собирали виноград. То же можно сказать и о 1636 г., годе очень сильной засухи [326], о 1645 г. — хорошем и теплом, годе превосходного, «чрезвычайного» вина, если верить тому, что говорит кюре Машере о своем бургундском[22].

Согласованность между рассмотренными районами представляется хорошей для коротких периодов — от 2—3 лет до 10—15[23]. На графиках совершенно четко выделяются серии исключительно теплых лет (или, точнее, вегетационных периодов): 1635—1639, 1680—1686, 1704—1710[24], 1718—1719 (два наиболее жарких и засушливых лета в XVIII в.), 1726—1728, а также 1757—1762 и 1778—1785 гг. Эти последние годы, исключительно жаркие и засушливые, характеризуются перепроизводством вина и, возможно, зерна и трудностями их сбыта.

Отметим и ряд холодных вегетационных периодов. На графике видно, что между 1639 и 1643 гг. и затем между 1646 и 1650 гг. Франция испытала ряд холодных и влажных летних сезонов, которые могли осложнить производство зерна. Опираясь на документы, целиком основанные на преданиях, Рупнель отмечает: «После 1646 года мы сталкиваемся с рядом влажных лет с заморозками весной, с грозами летом, которые губят и так весьма бедные урожаи в опустошенной и разоренной Бургундии». Тем самым он подтверждает фенологическую кривую и добавляет: «Разумеется, со временем будет интересно охарактеризовать эти влажные периоды. В XVII столетии избыток атмосферных осадков создают, по всей вероятности, летние дожди, то есть июньские и июльские ливни. Это идет на пользу кормовым травам, и, таким образом, дождливый год часто приносит благосостояние земледельцу. Но для виноградарства это всегда было катастрофой. Однако в Бургундии XVII столетия лучше относились к сухому лету, чем в настоящее время. Если же в дождливый год были часты грозы и град, то хлеба, которые были в то время основной культурой и почти единственным источником питания, погибали». И далее он пишет без колебаний: «Шесть дождливых лет — с 1646 до 1652 — привели к ужасающе бедственному положению весной 1652 г.»[25].

Суждения Рупнеля одновременно и категоричны и впечатляющи.

Шесть неурожаев подряд — это много! Поговорки и изречения крестьян, без сомнения, подтверждают интуитивные высказывания Рупнеля. «Дождливый год — черный год», «Год с травой — год пустой». И наоборот, «Сухой год никогда голода не принесет». Или еще: «Сухой год хозяина не разорит», «Сухой год — не голодный год», «Сухой год — год вина» [327]. Чтобы окончательно проверить Рупнеля, следовало бы по десятинам (налог с дохода) восстановить действительные колебания урожаев в Бургундии.

Было бы, разумеется, абсурдом до конца следовать суждениям нашего автора и «объяснять» Фронду неблагоприятными метеорологическими условиями 40-х годов XVII в. Зато вполне допустимо вместе с бургундским историком признать, что в обществе, находившемся в состоянии скрытого кризиса, «с 1630, 1635, 1637-х годов» сельскохозяйственные затруднения, вызванные тяжелыми климатическими условиями, могли сыграть провокационную роль; плохие урожаи могли, в частности, способствовать появлению «циклических экстремумов» в ходе цен в 1647—1650 гг. Они не были причиной в глубоком понимании этого слова, но как вторичный фактор могли стать до некоторой степени катализатором в громадном «экономическом, социальном и, особенно, демографическом потрясении». Оно выразилось в незаконченных и неумелых восстаниях Фронды [161] (главная роль катализатора катастроф, несмотря ни на что и прежде всего, принадлежит войнам, использованию наемников, экономическим трудностям, которые очевидным образом с климатом совершенно не связаны) [195].

Рис. 6. Даты сбора винограда в XVII и XVIII вв.