Некоторые князья участвовали в войне «неволей», сражаться за Боголюбского им не очень-то и нужно было. Они пассивно держались в стороне или привычно изменяли. Ярослав Луцкий снесся с Ростиславичами, договорился – пусть Киев уступят ему, а он предаст. С ним перешептался Святослав Черниговский – пусть ему добавят солидный удел, и он поддержит Ярослава. В результате оба князя внезапно сняли свои полки и повели прочь. Другие воины не могли понять, в чем дело, тоже начали отступать. Прокатился слух, будто идет Давыд с галичанами, возникла паника. Мстислав Храбрый увидел со стен общий переполох и не верил своему счастью. Вылетел из крепости со всем гарнизоном, принялся рубить мечущиеся толпы, загнал бегущих в Днепр, многие потонули.
И все-таки, как это ни удивительно, войну выиграл… Боголюбский. Ему почему-то удавалось все! Его войска, воеводы, союзники, могли действовать плохо или вообще отвратительно, а князю, несмотря ни на что, сопутствовал успех. Любое поражение оборачивалось вдруг победой. Так было и сейчас. Киев получил за измену Ярослав Луцкий, но не дал обещанного удела Святославу Черниговскому. Они повздорили, отбирали Киев друг у друга. Святослав захватил жену и детей Ярослава, назначил за них огромный выкуп. А Ярослав, чтобы уплатить его, ободрал до нитки киевлян… В этой месиловке Ростиславичи почесали в головах и предпочли поклониться Андрею. Просили прощения за свои выходки, признали его главенство. Предлагали, пускай будет как раньше – совместными усилиями пресечь безобразия, посадить в Киеве Романа Смоленского, а Боголюбского они впредь обещали слушаться…
Да, владимирскому государю чудесным образом удавалось все, что бы он ни замыслил, за что бы он не взялся. Он не мог сделать только одного. Изменить окружающих его людей, научить их мыслить, как он сам. Он строил великую державу, нужную всем русским и каждому в отдельности. А каждый в отдельности рвался только к собственным выгодам. Ростовские и суздальские бояре затаились до времени, но князь, не дающий им воли, твердо поддерживающий закон и порядок, страшно им мешал. Современник писал о Боголюбском: «Всякий, держащийся добродетели, не может не иметь многих врагов» [85]
.Андрей выдвигал незнатных людей, принимал на службу крещеных инородцев: болгар, евреев, кавказцев. Искренне полагал, что они, обязанные своим положением государю, станут надежной опорой. Но разноплеменные помощники думали в первую очередь о наживе. Назначенные наместниками и тиунами, они хищничали, набивая свои кошельки. При дворе готовы были продаться кому угодно. А крестились в большинстве ради заработков и карьеры, истинное Православие государя было им ненавистно – хочешь или не хочешь, приходилось отстаивать с ним долгие службы, поститься, ограничивать житейские радости.
Боголюбский не желал лишних конфликтов ни с кем, ни со знатью, ни даже с греческой церковью. Киевскую митрополию наказал, а епископа Леона все же принял, другого-то не было. Только не хотел видеть этого проходимца, велел ему жить в Ростове, а во Владимире служило русское духовенство. Но Боголюбский сам пустил козла в огород, бояре снова начали группироваться вокруг епископа. А вдохновителем оппозиции стал сосед, князь Глеб Рязанский. Его княжество было совсем не маленьким, не бедным – земли были куда более плодородными, чем в Залесье. Но Глеб не обладал ни талантами, ни трудолюбием Андрея, не умел созидать и хозяйствовать. Зато он жгуче завидовал Боголюбскому, косился на красоту и богатство его городов.
Ну а родственников и верных сподвижников рядом с Андреем становилось все меньше. В 1174 г. скончался брат Святослав – он тихо и незаметно княжил в Юрьеве-Польском, но был заодно с государем, во всем поддерживал его. У Боголюбского оставалось еще двое сыновей. Георгий правил в Новгороде, ничем себя не проявил, серьезного авторитета не заслужил. При отце находился 20-летний Глеб. Он славился чистым и убежденным благочестием, горел возвышенной Верой и жил только ею. Проводил время в храмах, зачитывался Священным Писанием, отдавал себя делам милосердия, помощи Церкви. После смерти старшего сына, Мстислава, Боголюбский начал было приучать Глеба к государственным вопросам, но заняться ими молодому князю было не суждено. В 1174 г. он тоже отошел в мир иной – впоследствии благоверный Глеб был признан святым.