После гибели Ногая его тумены рассеялись кто куда. Одни покорились Тохте, другие искали пристанища где получится. Князь Константин Рязанский согласился принять у себя нескольких командиров с толпами воинства. А тут как раз умер его брат Ярослав Пронский. Константин нацелился выгнать племянников, Ивана и Михаила, и забрать их удел себе. За сирот заступился Даниил Московский, но рязанскому князю было наплевать на предупреждения, он ответил грубо и заносчиво. Теперь у него было татарское войско, кто посмеет вмешиваться в его дела? Наоборот, пусть трясутся от страха, он любому готов показать, где раки зимуют.
Зато Даниила орда на Рязанщине абсолютно не устраивала. Она расположилась по-хозяйски, вела себя так, как привыкла. Грабила самих же рязанцев, шастала по деревням, татары заезжали и на московские земли. Даниил не стал ждать, пока расхрабрившийся сосед со своей новой армией устроит серьезный набег. Угрозу надо было ликвидировать в зародыше, и в конце 1300 г. он нанес упреждающий удар. Причем выяснилось, что миролюбивый московский князь, всегда избегавший вооруженных конфликтов, воевать умеет очень хорошо. С ратью Константина он столкнулся возле Переяславля-Рязанского и «множество татар победи» [8]
.Но и подданных Константина его степное войско совершенно допекло. Рязанцы костерили собственного князя в хвост и в гриву, Даниил вступил с ними в переговоры, и местные бояре охотно выдали Константина. На престол посадили его сына Василия, заставили помириться с пронскими двоюродными братьями. Однако Даниил не забыл и интересов своего княжества. Заключил с Рязанью и Пронском договор, по которому к Москве отошла Коломна. Первое территориальное приобретение крошечного удела. Отныне граница проходила по Оке, княжество получало выход к этой важной реке.
С пленным Константином Даниил обошелся милостиво, привез в свою столицу, держал под стражей, «но в бережении и в чести всяцей». Предлагал подтвердить мирный договор крестным целованием «и отпустити его в свою отчину». Но Константин гордо отказался. А раз так, то и остался в неволе. Ну а в народе об этих событиях раскатилась громкая молва. Про рязанцев, про Константина, почти никто и не вспоминал. Для людей оказывалось куда более значительным другое – москвичи разгромили татар! Не отсиделись за стенами, не отогнали, а схватились лицом к лицу и разбили вдребезги! Впервые! Как это подняло престиж Даниила, какая слава о нем пошла!..
Впрочем, куда более ярко восходила звезда Михаила Тверского. У него и княжество было солиднее, и столица красивее, и с великим князем он держался заодно, действовал рука об руку. Митрополит Максим, перебравшись на север, тоже выделил Михаила. Высоко оценил строительство храмов и монастырей в Твери, стал часто бывать там. Во Владимире митрополиту пришлось заново приспосабливаться к русской реальности, менять направления церковной политики. В Киеве он действовал почти самостоятельно, достаточно было ярлыка хана и слова Ногая. Здесь надо было учитывать мнения князей, их характеры, противоречия.
Одну из главных своих задач Максим видел в том, чтобы установить между князьями мир и согласие. А для этого казалось наилучшим средством решать важнейшие вопросы на княжеских съездах. Один раз уже попробовали, с татарским послом и епископом, первый блин оказался комом. Но в следующий раз лучше получится. Митрополит будет выступать посредником, князья привыкнут сообща утрясать разногласия… Повод для съезда нашелся в 1301 г. Умер Федор Ярославский, нужно было поговорить о его наследстве, а заодно обсудить и другие проблемы. Назначили собраться в Дмитрове.
Результаты опять оказались сомнительными. Съехались не все князья, а лишь четверо самых сильных – Андрей III, Михаил Тверской, Даниил Московский и Иван Переяславский. Подразумевалось, что остальные, второстепенные, должны будут согласиться с решениями «четверки». А «четверки»-то не получилось, она раскололась пополам. Великий князь лишь номинально занимал первое место, лидировать пытался Михаил, ему явно симпатизировал митрополит. Но и Даниил с Иваном держались дружно, навязывать себе чужие мнения не позволяли. В таких условиях выработать какую-то общую позицию было трудновато. Поговорили о том о сем, по настоянию митрополита сошлись лишь на том, чтобы не ссориться, и расстались.