История когда-то начинается (СИ)

— Через четверть часа обман раскроется. Но у тебя будет время. Я возьму их на себя. Пошли, я тебе все покажу.

И две женщины, осторожно спускались вниз по истлевшим ступеням.

— Вот мой конь. Он домчит тебя. Он будет твоим защитником. Возьми ребенка… Нет, подожди… — и она посмотрел на сына, словно хотела запомнить его. — У тебя есть цепочка? Сними ее, пожалуйста. Вот. — и она надела кольцо на шею сына, застегнула цепочку и поцеловала сморщенный лобик ребенка.

— У него будут темные волосы, как у мамы… — со слезами сказала Эвен.

— Скачи, и помни уговор. Прощай, — и Мидори коснулась ее губ, — я люблю тебя….

— Я тебя тоже… На столике в шкатулке… то, что может пригодиться. Я привезла его для себя, на случай, если король окажется еще страшнее, чем я предполагала… — и всадница никем не замеченная отъехала от замка.

Мидори поднялась в свою бывшую комнату и вытряхнула содержимое шкатулки на кровать. Среди драгоценностей был маленький пузырек с прозрачной жидкостью. Она стряхнула все с покрывала и легла, сжимая его в руке. Она могла умереть сейчас, но тогда она не сможет осуществить задуманное. Она так устала. Через полчаса послышались многочисленные шаги, и грубый голос заорал:

— Выходите, ваше величество, иначе мы выломаем дверь.

Мидори встала и повернула ключ, нацепив маску, и проглотив содержимое пузырька. Пусть последний спектакль удастся на славу. Толпа окружила ее, и она увидела знакомое лицо, перепачканное кровью и грязью.

— Сними маску! — приказал Риан.

Мидори неторопливо поднесла руку к лицу и плавно сдернула, обнажив мертвенную бледность. Все ахнули, кто-то выругался. Риан стоял, не зная, что делать.

— У меня есть последнее желание, — и Мидори приблизилась к нему и поцеловала в губы долгим поцелуем, чтобы яд успел пропитать и его. Оторвавшись, она улыбнулась и пала бездыханной.

— Сука!!! — заорал Риан, но его яд уже начал действовать. Его тело грохнулось на пол рядом, лицом в мраморные плиты.

А где-то далеко конь уносил вперед, женщину с закутанным в плащ ребенком. Другая женщина, в большом доме нянчила малютку, рожденного от убийцы.

Так закончилась история, ставшая началом другой.

Кровь. Ветер. Сталь.

— Не верьте песням и сказкам, там все было не так. Уверяю вас, в жизни все гораздо сложнее. Счастливых концов не бывает, чтобы ты не говорила, златкудрая.

— Бывает. Не так часто, как хотелось бы, но бывает. И не спорь, черноокая. Мне виднее. Не сейчас, так позже…

— Конец всегда один. Смерть.

— Но есть вещи, которые сильнее смерти. Намного сильнее смерти. Любовь, например. Истинная. Я не говорю о чувствах, которые вспыхнули и молниеносно погасли. Я говорю о ЛЮБВИ. Тебе не понять, черноокая.

— Так же как и тебе не понять, о истинной сути смерти, златокудрая. Эту историю расскажу я. Я была там и все видела.

— Я тоже была там, черноокая. Я была там задолго до твоего появления. Я была там от начала и до конца.

— Твой рассказ будет далек от истины. Ему будет не хватать реализма. Оставь свои сказочки бардам. Пусть они приукрашают действительность, златокудрая.

— Оставь свой реализм. В жизни и так не хватает мечты, черноокая…

***

Пока они спорят, эту историю расскажу я. Ибо я была там от начала до конца. Я всегда была с ними. Я всегда была среди них. Я помню все лица и имена. От первого вздоха и до последнего.

После того, как улегся шум вокруг принцессы-узурпатора. Трон переходил из рук в руки, пока не остановился на Старом Эдварде. Сколько все его помнили — он был старым и молчаливым. Да, Эдвард Ференс, был неплохим человеком. Он не делал для страны ничего хорошего, но и плохого тоже. Жизнь текла размеренно и скучно, с тех пор, как его родной брат, Дорвард Ференс, был помпезно выставлен за пределы дворца, с огромными откупными. Он построил себе дом в центре города и жил там в свое удовольствие, тихо проклиная своего брата. За несколько лет он умудрился спустить все, что получил взамен престола. Остался старый дом, да горстка земель, приносивших ему небольшую ренту. Всю свою долгую жизнь он плел интриги, а напоследок, решил заняться (О, Боги!), коммерцией. Но коммерсант из него был не лучше интригана, что значительно подорвало его финансовое состояние. Его жена была из бедных, но очень родовитых дворянок, (Она была навязана ему в качестве важного политического шага), умерла при родах. Потеряв много крови, она явила свету хилого ребенка.

— Маринэ… Маринэ… — успела попросить она, пока служанка ходила за ребенком, она скончалась. Назвала она так ребенка или в бреду ей что-то примерещилось, кто знает, но имя оказалось подходящим.

— У вас, дочь, милорд. — сказала служанка, теребя передник. Дорвад любил, когда к нему обращаются, как к монарху.

— Не ври, старая карга. У меня не может быть дочери. Сын. У меня сын… — Дорвард сидел, на потертом кресле и перебирал содержимое шкатулки.

— Но, милорд… — глаза служанки загорелись, видя такое богатство.

Дорвард Ференс проследил ее взгляд, недовольно хмыкнул и закрыл шкатулку.

— Передай жене, что она меня разочаровала. — его руки, похожие на куриные лапы, терли узор на резной крышке.