Читаем История Константинопольских соборов IX века полностью

Древние византийские историки [193] для объяснения дела рассказывали о таком поступке Фотия, который навлек на него гнев Василия; именно, они утверждали, что Фотий лишил императора св. причастия, когда этот последний пришел в Софийский храм по убиении Михаила. Но по новейшим исследованиям, основанным на самых точных данных, оказывается, что такого факта совсем не было.[194] [195] Рассказ принадлежит к области вымыслов. Чем же, спрашивается, руководился император, низвергая Фотия с престола и возводя на него вместо Фотия — Игнатия? Побуждений к подобному образу действий могло быть несколько. Прежде всего, новому императору, достигшему царской власти путем узурпации и преступления, для приобретения себе популярности в народе нужно было ознаменовать себя таким действием, которое произвело бы приятное впечатление в большей части византийского общества. А таким действием и было восстановление Игнатия на место Фотия. Нет никакого сомнения, что имя Игнатия было почитаемо в массах простого народа: Игнатий был царского рода, был страдальцем за веру при иконоборце Льве Армянине, отличался действительным благочестием, стоял во главе монашества того времени, монашества, которое пользовалось уважением в низших классах народа; наконец, недавние страдания Игнатия в царствование Михаила III у всех еще были в свежей памяти. Все это вместе окружало личность Игнатия в глазах народа особым ореолом истинной святости и мученичества. Что Игнатий пользовался большим почтением в народе, этого не мог не знать Василий Македонянин. Даже Михаил III, который недостаточно вникал в ход государственных дел, отдаваясь своим страстям и прихотям, — и тот знал, что Игнатий популярен в массах народа. Никита Пафлагонянин приписывает следующие слова Михаилу, сказанные им под шум винных паров: «Мой патриарх — это Феофил,[196] патриарх Варды — Фотий, патриарх верующих (т. е. простого народа. — А. Л.) — Игнатий».[197] Это значит, что как Фотий, человек в высшей степени ученый, друг просвещения, обладавший тонким политическим умом, был в большом почтении в высших слоях общества (например, у Варды), был любим образованным духовенством и учеными мужами, так, напротив, Игнатий был популярен в простом народе Византийского государства. Василий, сделавшись императором, захотел сделать нечто угодное народу, имея в виду через то привязать к себе массы, возводит на патриаршую кафедру Игнатия и низвергает с нее Фотия. Есть свидетельство, прямо подтверждающее, что Василий, поступая так, делал именно то, чего хотел народ.[198] Разумеется, для Василия Фотий притом же мог представляться человеком подозрительным, так как симпатии Фотия, человека просвещенного, клонились не на сторону Василия, человека непросвещенного, а на сторону Михаила и Варды, которые, при всех их недостатках, высоко ценили в Фотии его ученость и образованность. Правда, этих лиц уже не было в живых, но император справедливо мог полагать, что у патриарха должно было остаться чувство сожаления о прошедшем, чувство, которое не могло быть приятно новому императору. Вообще для Василия Македонянина было очень выгодно показать, что при нем дела пойдут по–новому, что его всецело занимает мысль о переменах к лучшему… Были и другие побуждения, склонившие Василия к низвержению Фотия. Пока был на патриаршей кафедре Фотий, нельзя было думать о связях с западными государями. Папа был так враждебно настроен против Фотия, что, не помирившись с римским епископом, невозможно было завязывать каких–либо сношений с западными государями: влияние папы на этих последних тогда было уже значительно.[199] Во всяком случае, несомненный факт, что Василий, тотчас по вступлении на престол, входит в близкие сношения с римским епископом, льстит его самолюбию, вообще, по каким бы то ни было соображениям, всеми мерами старается быть В ладах с Римом. Можно ли было бы думать о таких отношениях к папе, если бы Фотий оставался на кафедре восточной столицы? Если были у Василия свои расчеты — завести сношения с Западом и Римом в особенности, то ему необходимо было восстановить Игнатия и пожертвовать Фотием. Да и жертва эта представлялась неизбежной, если верно, что в это время в Византии были две политические партии, с которыми необходимо было считаться каждому императору. С этим мы приходим к разъяснению последнего из побуждений, руководивших Василием Македонянином при устранении Фотия от патриаршества. Различают в это время в Византийском государстве две политические партии: императрицы Феодоры, матери Михаила, к которой тяготел Игнатий, и Варды, дяди Михаила, которая поддерживала Фотия и которой придерживался он сам. Полагают, что Василий Македонянин так успешно достиг императорской короны единственно потому, что ему много помогла в этом случае политическая партия Феодоры; а если это действительно так, то нет ничего загадочного в том, что он низвергает Фотия, который был неприятен партии Феодоры, и возводит на патриаршую кафедру Игнатия, который был близок для сейчас названной партии.[200] Фотий в глазах Василия представлял обломок той партии, которая потеряла значение со смертью Варды и Михаила, обломок, который не мог идти в Дело при постройке нового политического здания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1991. Хроника войны в Персидском заливе
1991. Хроника войны в Персидском заливе

Книга американского военного историка Ричарда С. Лаури посвящена операции «Буря в пустыне», которую международная военная коалиция блестяще провела против войск Саддама Хусейна в январе – феврале 1991 г. Этот конфликт стал первой большой войной современности, а ее планирование и проведение по сей день является своего рода эталоном масштабных боевых действий эпохи профессиональных западных армий и новейших военных технологий. Опираясь на многочисленные источники, включая рассказы участников событий, автор подробно и вместе с тем живо описывает боевые действия сторон, причем особое внимание он уделяет наземной фазе войны – наступлению коалиционных войск, приведшему к изгнанию иракских оккупантов из Кувейта и поражению армии Саддама Хусейна.Работа Лаури будет интересна не только специалистам, профессионально изучающим историю «Первой войны в Заливе», но и всем любителям, интересующимся вооруженными конфликтами нашего времени.

Ричард С. Лаури

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Прочая справочная литература / Военная документалистика / Прочая документальная литература