Известный биограф патриарха Игнатия Никита Пафлагонянин [220]
выражает недовольство против этого собора за то, что он на втором заседании так снисходительно отнесся к епископам, хотя и не посвященным от Фотия, но имевшим с ним общение. Никита находит, что этих епископов (согласно 31 правилу апостольскому) следовало навсегда лишить сана, а так как они прощены, приняты в число членов собора, то они–то впоследствии и содействовали восстановлению Фотия на патриаршестве, т. е., с точки зрения Никиты, сделались источником зла и противозаконных действий в Церкви. Этот писатель готов допускать, что землетрясения и ураганы, которые случились перед временем созвания собора и в течение его деятельности, служили выражением гнева Божия на уступчивость собора и предзнаменованием будущих бурь церковных. Но пылкий игдатианин — Никита не хочет рассудить того: возможен ли был бы самый собор, если бы руководители его очень строго относились к епископам дофотианского посвящения, вошедшим в общение с Фотием? Бели при снисходительности членов собора заседания его поражают взор малочисленностью участников в нем, то что было бы, если бы руководители собора стали поступать с епископами по правилам строгости, рекомендуемым Никитой? Если собор этот, как скажем ниже, даже прерывался ввиду крайней малочисленности участников в нем, то, в случае применения требований, заявляемых Никитою, собор должен был бы совсем прекратить деятельность и закрыться. Мнимый Вселенский собор, как показывают первые заседания его, блистал почти полным отсутствием восточных епископов.Третье заседание [221]
собора представляет мало интересного. Оно ясно дает понять о том, с каким трудом его руководителям приходилось вербовать новых членов собора. Оно происходило 11 октября и состояло из 23 епископов, не считая руководителей собора. Делается попытка привлечь к участию в соборе двух архиереев дофотианского посвящения, имевших, однако, общение с Фотием во время его патриаршества, именно Феодула Анкирского и Никифора Никейского; но попытка эта не имела успеха. Легаты заявили на соборе, что некоторые епископы дофотианского посвящения находятся в заблуждении касательно кротости и снисхождения св. Церкви и только поэтому не подписывают папской (известной) формулы. Легаты, говоря так, главным образом имели в виду вышеупомянутых епископов Феодула и Никифора. Собор отправил к этим епископам депутацию из трех лиц с предложением от лица собора — подписать папскую формулу. Но эти епископы, на которых, по–видимому, члены собора возлагали какие–то надежды, дали ответ отрицательный, выразив его в уклончивой форме. Они сказали депутатам, что дали обет не делать никаких подписок под грамотами, касающимися веры, так как в последнее время им приходилось подписывать такие грамоты, которые можно одобрять, но также и такие, которые нельзя одобрить (трудно сказать, о чем тут говорят эти епископы: не простой ли это предлог отделаться от неприятного предложения собора?). «И кроме того, мы находим, — заявляли они, — что достаточно той нашей подписи под символом, какая сделана нами при посвящении и которую можно отыскать в патриаршем архиве». После этого ответа собор оставил их в покое. Затем оказалось, что при тех условиях, в каких находился собор, ему почти нечего делать. Ввиду этого остальное время третьего заседания посвящается чтению таких документов, которые и без того, вероятно, были известны участникам собора. Разумеем письма императора Василия и Игнатия к папе (те самые письма, которые изложены были нами прежде)[222] и письмо папы Адриана к Игнатию от 10 июня 869 года, в котором заключается осуждение Фотия и его приверженцев и выражаются некоторые требования от греческих епископов. Это последнее письмо собор признал «каноническим» и исполненным справедливости. Тем и закончилось заседание.