Легат Петр спросил: принимает ли собор то, что написано в письме папы? Собор отвечал, что все принимают Фотия патриархом. Тогда легат сказал: все ли будет исполнено так, как написано в письме? На этот новый вопрос епископы, конечно, не могли отвечать утвердительно. На Востоке или, точнее, в Константинополе не расположены были поступаться Болгарией и уступать духовную власть над ней Риму. Поэтому члены собора дали такой же ответ, какой дан был ими раньше касательно этого же самого вопроса; они говорили: «Что относится к славе Церкви, все такое мы приемлем и будем хранить всегда, а что касается иных дел, не подлежащих нашему ведению, а императорскому, то и предоставляем его воле». Легат Петр не удовольствовался этим замечаниям, снова заговорил, и притом в похвальном тоне — о письме папы (он сказал: «В послании нет ничего неосновательного»). Поднялся Прокопий Кесарийский и сказал речь, в которой доказывал, что нельзя порицать обычай избирать иногда епископов из мирян. Значит, оказался и еще пункт в послании, с которым (пунктом) не желал согласиться собор. Прокопий так говорил: «В послании сказано, что допускают себе дело постыдное те, кто позволяет избирать епископов из мирян. Но на это, — говорил оратор, — нет церковного запрещения. Западные ссылаются на правила собора Сардикийского (IV века), но в этих правилах запрещается избирать в епископы лишь тех мирян, которые обременены богатствами или проходят адвокатскую должность, а таких лиц Восточная Церковь никогда не возводила в епископское достоинство. Да если бы какое церковное правило запрещало всех без исключения мирян избирать в епископы, то такое правило должно быть утверждено не Поместным, а Вселенским собором, чтобы иметь силу закона; в таком случае, правило имело бы обязательную силу для тех Церквей, где обычай не утвердил другой практики, ибо часто право обычая устраняет правила. Отсюда видно, что если в Византии не держатся правила — не избирать епископов из мирян, то в этом нет ничего постыдного. Притом же, — рассуждал Прокопий, — нет никакой пользы клирика или монаха, ведущего жизнь, несообразную с своим званием, предпочитать мирянину, живущему по предписаниям евангельским; разве может естественное ращение волос (речь идет о мирянине, из чего видно, что тогда клирики и монахи, в отличие от мирян, наголо или почти наголо стригли себе волосы) быть препятствием возведению мирянина в должность пресвитера и епископа?». Длинную речь по тому же вопросу — об избрании епископов произносит Захария Халкидонский. Он начинает свою речь выражением уважения к пале Иоанну и его легатам, хвалит Римскую Церковь за то, что она в потребных случаях показывает ревностную попечительность, и затем ставит себе вопрос: какие основания принимают во внимание при запрещении избрания епископов из мирян? «В этом случае, — разъясняет Захария, — имеется в виду опасность избрать на духовную должность такое лицо, которое недостаточно преуспело в добродетели, усовершилось в нравственном отношении. Значит, нет препятствия избирать в епископы такого мирянина, который отличается добродетелями и преуспел в нравах. Что это действительно так, видно из деятельности второго Вселенского собора, который возвел в епископы Константинополя Нектария, только что получившего крещение, возвел, имея в виду его нравственные достоинства; есть и другие примеры В
подобном роде. При подобных же обстоятельствах избран Амвросий Медиоланский, Ефрем Антиохийский, Евсевий Кесарийский (правильнее — Самосатский. —