История Константинопольских соборов IX века

После речи Илии император сказал фотианам: могут ли они защищаться после того, как узнали теперь о взгляде на их дело патриархов Римского, Антиохийского и Иерусалимского? Они отвечали, что они готовы защищаться. И один из них, Евсхимон, митрополит Кесарии Каппадокийской, просил у императора позволения защищаться беспрепятственно, без перерывов и помехи, и заявил, что он с Божьей помощью докажет, что все документы и речи, здесь произнесенные, составляют пустяки (Chartas has et disputationes… in vanum fuisse locutas). Император выразил неудовольствие на такое резкое выражение Евсхимона. Он говорил, что ведь такое порицание произносится не только против трех патриарших кафедр, но и этого святого собора; он сделал предположение, что фотиане, должно быть, потому не хотят подчиниться собору, что не уверены, что строгий приговор против них в самом деле принадлежит патриархам, и потому спросил их: «Верите ли вы тому, что этот приговор произошел от самих патриархов, или же не верите?» — «Мы верим этому», — отвечали фотиане. На это император сказал: «Если верите, то почему же не подчиняетесь определениям?» И добавил: «А если не верите, то я готов дать все нужные средства для того, чтобы вы могли совершить путешествие к патриархам и убедиться, что они действительно дали такие определения». Фотиане отвечали на это: «Здесь (в Константинополе. — A. Л.) должно решиться наше дело». Насколько серьезно было предложение императора, трудно определить. Но, во всяком случае, он мог заранее предполагать отрицательный ответ фотиан. Он, конечно, знал, что вся суть дела в папе, а папа при теперешних условиях отнюдь не был расположен на уступки фотианам. Знали это и фотиане, и потому предложение императора было просто какой–то игрой в беспристрастие.

После этого произносит речь один из наиболее ученых фотиан Захария Халкидонский, любимый ученик Фотия. Речь была направлена против папы и его определений касательно фотиан. Оратор раскрывал ту мысль, что церковные правила выше определений патриархов, не исключая и папы, и что если папа или кто другой поступают вопреки церковным правилам, следовать подобного рода определениям не должно. В частности, оратор Захария старался доказать, что папы далеко не непогрешимы в своих определениях и что, в особенности, основания, по каким папа Николай отвергал законность Фотия как патриарха, не заслуживают внимания.[236][237]

[238]Речью Захарии император, разумеется, остался недоволен. Он сказал, что в деле фотиан высказались все патриархи и против их определений идти нельзя, и с видимым раздражением, обращаясь к ним, проговорил: «Мы знаем, что вы не больше, как миряне; мы призвали вас не затем, чтобы вы лаяли (latrare) на нас и городили вздор; все ваши слова ложь и обман». Некоторые из фотиан при этом сказали: «Этого и дьявол не решался сказать».[239] Затем император повел с некоторыми фотианами речь о вещах, мало имевших связи с предыдущим, вообще, речь, не отличающуюся толкостью. Он заговорил о религиозных кощунственных церемониях при императоре Михаиле [240] и о том, действительно ли отрекался Игнатий от патриаршества, — сильно заспорил об этих предметах с одним фотианином. Получалось впечатление какой–то путаницы, притом явно обнаруживалось, что император никак не мог взять верх в споре с фотианами. Рассуждая по вопросу об отречении Игнатия, император, по–видимому, отвергал факт отречения и требовал от фотианина, с которым он разговаривал, чтобы тот представил человека, через которого Игнатий возвестил Михаилу III о своем отказе от кафедры. Чтобы вывести императора из неловкого положения, легаты заметили, что нет надобности вести рассуждения с тем фотианином, с которым препирался император, так как он давно уже анафематствован римским первосвященником. Те же легаты предложили фотианам, не пожелают ли они прослушать и принять известную папскую формулу, но ответа не последовало. Тогда легаты спросили: «Нет ли между фотианами таких, которые бы получили посвящение еще от Игнатия?» Такие оказались, и легаты предложили им принять вышеуказанную формулу, но и эти епископы решительно отказались последовать приглашению.