История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3

Артур Уэлсли в результате своих последних операций приобрел огромное доверие британского правительства и даже публики. Когда все узнали, что их новый генерал Артур Уэлсли не изгнан с Иберийского полуострова, а напротив, сам изгнал из Португалии маршала Сульта, потом осмелился прийти к самой Талавере и дать сражение у врат Мадрида, после чего спокойно ушел от соединенных французских армий в Эстремадуру, люди поверили в него. На голову сэра Уэлсли посыпались неслыханные почести: ему пожаловали титул лорда Веллингтона и значительные денежные вознаграждения, и чтобы облегчить ему деятельность, послали его брата Генри Уэлсли к центральной хунте Севильи в качестве посла Великобритании. Другой его брат, маркиз Уэлсли, был государственным секретарем по иностранным делам. Однако ни оказанные стране услуги, ни великая слава, которую он начал обретать, не защищали его ни от нападок оппозиции, хотевшей мира, ни от возражений правительства, которое не переставало опасаться разгрома. Заключение Францией мира с Австрией удвоило страхи правительства: министры были уверены, что теперь на Иберийский полуостров прибудет лучшая армия Наполеона и ее лучший генерал, то есть он сам. При этой мысли вся Англия трепетала от страха за лорда Веллингтона и за армию, которой он командовал.

Вдвойне обеспокоенная миром с Австрией, публика надоедала кабинету, а кабинет надоедал лорду Веллингтону выражением своих постоянных страхов. Его умоляли быть осторожным и, отнюдь не расточая средства пропорционально опасности, выделяли ему деньги скупо, из опасений чрезмерно поощрить его в пребывании на полуострове. Бесстрашный генерал страдал, но был еще не достаточно могуществен, чтобы дерзнуть выказать свои чувства кабинету и парламенту. С редкостной проницательностью он судил о ходе вещей на полуострове лучше, чем сам Наполеон, не потому, что равнялся тому умом, вовсе нет, но потому, что находился на месте событий и не впадал в иллюзии, которые угодно было строить Наполеону, вступившему на неверный путь. Он оценил силу сопротивления, противопоставленного французам национальной ненавистью, климатом и расстояниями, увидел истощение их сил в глубине полуострова и несвязность их операций под руководством разделившихся генералов и осознавал малую вероятность прибытия Наполеона на столь отдаленный военный театр. Веллингтон был убежден в том, что огромное здание величественной Империи подточено со всех сторон; что Наполеон, несомненно, может завладеть большей частью Иберийского полуострова, но не сможет покорить Гибралтар, Кадис и Лиссабон, защищенные расстоянием и морем; что если Англия продолжит из этих крайних пунктов возбуждать и поддерживать своей помощью ненависть португальцев и испанцев, то изнуряющая Империю война будет возобновляться бесконечно; что Европа рано или поздно взбунтуется против ига Наполеона, а ему придется бороться с ней армиями, уже наполовину уничтоженными бесконечной и жестокой войной. Это мнение делало величайшую честь политической прозорливости Веллингтона, и он придерживался его с уверенностью ума и упорством характера, достойными восхищения.

Но всё зависело от сопротивления, какое можно будет оказать французам, будучи прижатыми (как того следовало ожидать) к оконечностям полуострова, и Веллингтон с великим вниманием искал и с редкостной зоркостью обнаружил почти неприступную позицию, с которой и надеялся бросить вызов всем усилиям французских армий. Позицией, которую он обессмертил, был Торриш-Ведраш близ Лиссабона. Между Тахо и морем Веллингтон заметил полуостров шириной в 6–7 и длиной в 12–15 лье, который легко было перегородить линией почти неодолимых укреплений. Тогда стали бы недосягаемы и Лиссабон, и большой рейд столицы, и флот погрузки, и продовольствие, и боеприпасы армии. Выбрав позицию, генерал сам наметил инженерам совокупность укреплений, которые хотел возвести, предоставив им заботу о деталях. Не открыв никому своего плана и не опасаясь обнародования в лиссабонской прессе, тогда совершенно ничтожной, он собрал (о чем Европа осталась в полном неведении) несколько тысяч португальских крестьян, которые под руководством английских инженеров стали возводить знаменитые линии Торриш-Ведраша. О строительстве едва знали и в английской армии, принимая его за обычные оборонительные работы, которые было естественно выполнять вокруг Лиссабона. Для оснащения многочисленных редутов, возводившихся поперек полуострова, было подготовлено более шестисот португальских и английских орудий.