История Кореи: с древности до начала XXI в.

Говоря об индустриализации Кореи в конце 1930-х — начале 1940-х годов, следует отметить, что главным объектом промышленного развития была северная часть Корейского полуострова, наиболее богатая полезными ископаемыми. Действительно, в 1940-е годы 85% угля, 85% металлургической продукции, 88% продукции химической промышленности давал север Кореи. В 1945 г. электростанции северной части Кореи, наиболее богатые гидроресурсами и углем, вырабатывали 92% всей электроэнергии Кореи. Поэтому вполне понятно, почему после разделения Кореи на Север и Юг (в результате освобождения Кореи от японского колониального господства) экономическое положение двух частей оказалось настолько различным.

В заключение краткого обзора экономических изменений в Корее рубежа 1930-1940-х годов следует отметить еще один важный момент. Рост промышленного производства на севере Кореи естественным образом приводил к росту численности рабочего класса. Всего в Корее к концу войны насчитывалось до 2 млн рабочих при общей численности населения в 25 млн человек. Работа на новых, оснащенных по последнему слову техники предприятиях требовала повышения образовательного уровня рабочих. В 1930-1940-е годы в среде рабочих были достаточно популярны или, по крайней мере, могли быть восприняты идеи социализма. Таким образом, география экономического развития Кореи того времени создавала почву для более безболезненной адаптации социалистической модели государственного развития именно в северной части полуострова.

Однако, как уже отмечалось, планомерное экономическое развитие Кореи осуществлялось Японией отнюдь не в интересах корейского народа. Свидетельство тому — политика, которую проводила в это время японская колониальная администрация в отношении корейской культуры, корейской нации как таковой. В современной историографии эта политика определяется как «политика уничтожениянации».

В 1937 г. после начала японо-китайской войны был издан указ о запрещении употребления корейского языка в государственных учреждениях. «Неграмотные» корейцы должны были пользоваться услугами переводчика. С 1938 г. было прекращено преподавание корейского языка в школах [276]. Теперь японский язык стал называться «родным языком».

Для борьбы с употреблением корейского языка в школах японские учителя ввели систему наказаний и премий. Так, в отдельных школах всем учащимся выдавались особые талоны, по десять на неделю. Если кто-то из соучеников говорил в школе по-корейски, то каждый имел право отнять у нарушителя талон. В конце недели проходила проверка. Если у ученика было меньше десяти талонов, ему полагалось наказание, например, удары палкой по рукам. Если больше — ученик получал подарки в виде карандашей, тетрадей и т.п. Имевшему десять талонов обеспечивалась «спокойная жизнь». Иногда за употребление корейского языка могли брать денежные штрафы [277].

С конца 1930-х годов в Корее все интенсивнее стала разворачиваться пропаганда теории об общих корнях корейского и японского народов, в которой японский народ занимал доминирующее место. Для того чтобы окончательно воплотить эту теорию в жизнь, в конце 1939 г. в Корее был распространен указ, согласно которому с 11 февраля 1940 г. начиналась кампания по замене корейских фамилий на японские. Иными словами, исходя из своей корейской фамилии, которая состояла из одного слога, нужно было выбрать соответствующую японскую. Вместе с фамилией нередко приходилось менять и имя. Таким образом, по замыслу инициаторов кампании, на территории Корейского полуострова все корейцы должны были «стать японцами».

Акт замены фамилий стал огромной трагедией для населения Кореи, практически каждый знал свою генеалогию на многие столетия вглубь веков и гордился этим. Замена фамилий, помимо того, что лишала корейца его национального лица, не давала возможности совершать многочисленные ритуалы и церемонии годового и жизненного циклов, такие, как, например, ежегодные церемонии кормления духов предков. Поэтому многие корейцы, в особенности люди среднего и пожилого возраста, не соглашались менять фамилии даже под страхом смерти. Формально кампания была «успешно» завершена уже к 10 августа 1940 г. По отчетам к этому времени около 80% корейцев  сменили фамилии. Реально же новые японские имена и фамилии употреблялись исключительно в официальном делопроизводстве, присутственных местах и т. п., в то время как в повседневной жизни люди, естественно, пользовались своими национальными именами.

Однако некоторые представители корейской интеллигенции и национальной буржуазии поддержали кампанию по замене имен. Среди них был корейский писатель Ли Гвансу (1892-?, после 1950 г.), в свое время воспринимавшийся корейским населением как патриот. Он взял себе имя Каяма Мицуо.