История кота Соломона и Элен, которой было непросто

По всей прихожей были рассыпаны осколки стекла, а дверь заделана куском картона на клейкой ленте. В комнате Джонни никого не было, как и в ванной, а комната Элен была заперта. Я сидел под дверью, пытаясь использовать мой пси-приемник, чтобы определить, там ли она, но ее там, очевидно, не было. Безрезультатно мяукнув несколько раз, я спустился вниз, запрыгнул на подоконник в гостиной, и там, к моему изумлению, нашел Элен. Шерсть у меня на спине встала торчком, хвост распушился и стал похож на ершик для посуды. То, что я увидел, было очень странно.

Элен была в серебристом окошке размером с кошачью дверцу. Она сжалась до размеров сойки. Я смотрел, не отрываясь и не осмеливаясь пошевелиться, чтобы со мной не произошло то же самое. Это определенно была Элен. Улыбчивая блондинка, глаза так и лучились светом. Потом я заметил нечто, отчего моя шерсть вздыбилась еще больше. В этом серебряном окошке была не вся Элен, а только ее голова. В испуге я осторожно заглянул за серебряное окошко – там было пусто. Я попробовал потереться носом об ее нос, но окошко было закрыто стеклянным экраном. Я сел, чувствуя, что мне нельзя спускать с нее глаз, и стал ждать, когда она выйдет.

Я услышал, как хлопнула кошачья дверца и вошла Джессика с мертвой ласточкой в зубах. Одну половину она оставила на кухне, другую засунула под диван, а потом увидела, как я гляжу на Элен в серебряном окошке.

– Ты чего так напыжился? – спросила она. – Ты похож на ежика.

– С Элен случилось что-то ужасное.

Немногие кошки умеют смеяться. Я точно не умею. Но Джессика могла так приподнять уголки рта, зажечь искорки в глазах и покатиться по полу, будто она смеется.

– Это фотография, – объяснила она. – Это не сама Элен. Это плоское изображение на кусочке какого-нибудь материала.

– Не понял.

– У людей полно таких штук, – пояснила Джессика со скукой и раздражением в голосе. – Ты разве не замечал? Вот плоская сова на стене. А там, в комнате Джонни, плоские кролики. А наверху у лестницы плоская лошадь. Я на них больше не обращаю внимания.

Я посмотрел на плоскую сову и очень испугался, а еще разозлился на Джессику за то, что она смеется надо мной. Я внезапно кинулся на нее с подоконника, и мы, сцепившись, стали с визгом кататься по полу. Потом она загнала меня на штору. В этот момент вошла Элен – настоящая Элен, а не ее плоская версия. Я был рад ее видеть, но она не очень обрадовалась, застукав меня на шторе. Не вовремя мы это затеяли. Кожа вокруг глаз у нее покраснела, аура потемнела. Я хотел продемонстрировать ей свою любовь, но она выгнала нас с Джессикой во двор, а спустя несколько мгновений вслед за нами вылетела и половина ласточки.

Я ненавидел Джессику за то, что она втянула меня в неприятности. Ненависть – то чувство, которое я не имел права испытывать. Это плохое чувство. От него живот мой свело и глаза заволокло, так что я не мог вызвать своего ангела. Меня окутал туман. Туман земной жизни. Туман ненависти. Как из него выбраться, я не знал.

В такой обстановке я мог забыть о своей задаче и стать скучным старым котом, который только ест, спит и думает о выживании. Я вышел на дорогу и решил уйти. Проблема в том, что можно об этом пожалеть и вернуться, а потом будет совсем тяжело. Тяжело и неловко, подумал я, когда подъехала машина и из нее с букетиком роз и стыдливым выражением лица вышел Джо и медленно потащился по дорожке к дому.

Глава третья. Судебный пристав

Джессика ненавидела почтальона. Она вела себя как сторожевая собака, лежа в засаде под кустом у входной двери и атакуя его шнурки, как только он появлялся. В дождливые дни она сидела на лестнице, недобро глядя на почтовый ящик; стоило почтальону опустить в него письма, они падали на коврик, и она неистово рвала их когтями в клочки. Если Элен не успевала их убрать, Джессика использовала кучку рваной бумаги вместо кошачьего лотка. Ее ярость была заразительна. Элен, Джо и даже маленький Джонни начинали кричать на нее, и Джессика мигом исчезала под диваном.

Там она собрала личную коллекцию игрушек: дохлую мышь, желто-синего человечка из комплекта Lego, шнурок и обернутый в фольгу кусочек плавленого сыра, сворованный с обеденного стола.

Однажды утром Джессика яростно набросилась на хрустящий коричневый конверт, который, очевидно, ждал Джо.

– Ах ты, ЧЕРТОВКА! – побагровев, зарычал он, держа за уголок изорванный конверт. Как всегда, он напустился на Элен: «Угораздило же тебя завести такую чокнутую кошку, а? Говорю тебе, ее надо сдать в приют».

– Нет, Джо, – умоляюще сказала Элен. – Мы обещали заботиться о ней, и, вообще-то, она иногда бывает милой киской.

– Милой киской! Да она просто дрянь. К тому же мы и одну кошку не можем прокормить, не то что двух.