История Крестовых походов

Работа шла своим чередом — но тут до шведов дошли слухи, что на одном из островов Ладожского озера, они называли его Белым, прячется отряд новгородцев, готовый напасть на Ландскрону. Около тысячи рыцарей отправились вверх по Неве. Однако Господь был явно не на их стороне — подул сильный ветер, и лишь близость Карельского перешейка спасла легкие шнеки от неминуемой гибели. Впрочем, шведы не пощадили приютившей их земли, привычно предавшись на ней грабежам и разбою. А пять дней спустя, когда ветер стих, они двинулись в обратный путь в Ландскрону, оставив на Ореховом острове отряд, дабы контролировать вход в Неву. И не зря — очень скоро дозорные заметили в Ладожском озере русские корабли, везущие, по утверждению шведской хроники, тысячу воинов. Ореховский отряд в ужасе ретировался в Ландскрону. Там готовились к бою — однако вместо русских ладей течение вынесло… плоты из сухих деревьев — «выше иного дома». Пылая, как факелы, они приближались с неумолимой быстротой — хорошо, шведские моряки успели спрятать корабли в устье Охты, вход в которое перекрыли огромной сосной. Впрочем, заперли они сами себя, и, воспользовавшись этим, русские ладьи подошли вплотную к Ландскроне.

«Русское войско прямо с кораблей двинулось на штурм Ландскроны, — пишет Александр Широкорад. — В бой шло не разношерстное ополчение, какое мы привыкли видеть на картинах художников XIX–XX веков, а профессионалы — „кованая рать“. Как гласит шведская хроника: „Когда русские пришли туда, видно было у них много светлых броней; их шлемы и мечи блистали“. И если шведы на Ореховом острове более-менее правильно оценили численность русского войска, то защитникам Ладскроны со страху показалось, что их атакуют свыше 30 тысяч русских воинов.

Русские стремительно преодолели ров и начали бой на стенах крепости. В этот критический момент две группы рыцарей под началом Матиаса Кетильмундсона и Хенрика фон Кюрна атаковали русских с флангов. После упорного боя обе эти группы с потерями отошли назад, но штурм они сорвали, русские войска отошли к опушке леса.

Согласно шведской хронике, через некоторое время из Ландскроны выехал совсем еще юный рыцарь Матиус Дроте, вместе с ним ехал переводчик. Толмач подъехал к русскому войску и сказал:

„Здесь благородный муж, один из лучших среди нас. Он здесь в полной готовности ждет и хочет побороться с лучшим из вас на жизнь, добро и плен. Как вы видите, он здесь близко. Если кто-нибудь из ваших его одолеет, то он сдастся в плен и войдет за вами. Если случится, что ваш будет побежден, то и с ним будет то же самое. Больше ему ничего не надо“.

Русские ответили:

„Мы видим, что он здесь и уж очень близко подъехал к нам“.

Русские переговорили между собой, и князь их сказал:

„Если кто-нибудь из вас хочет с ним побороться, то пусть подумает об этом. Мы видим, что он доблестный воин. Я хорошо знаю, что они посылали к нам мужа не из худших. Я уверен, что если кто-нибудь станет с ним биться, то мы получим весть, что ему пришлось плохо“.

Русские ратники отвечали:

„Мы за это не беремся. Здесь никого нет, кто хотел бы с ним биться“.

Молодой рыцарь стоял и ждал до самой ночи, а затем вернулся к своим».

Тут автор, зная новгородцев, позволит себе усомниться в правдивости хроники. В новгородском войске не мог не найтись какой-нибудь Васька Буслаев, и у юного шведа возникло бы много проблем. Тем более что простодушный автор хроники здесь же замечает, что Матиус Дроте через много лет стал шведским канцлером, а от себя добавим — фактическим правителем страны при несовершеннолетнем короле Магнусе Эриксоне. Дальше хронист без всякого перехода сообщает, что шведы заключили с русскими перемирие на один день.

Так или иначе, на следующую ночь, под покровом темноты, русские ушли. А шведы продолжали строить крепость. И вскоре войско Кнутсона со спокойной душой отправилось домой, оставив в Ландскроне небольшой гарнизон во главе с рыцарем по имени Стен. По пути пришлось задержаться — дул сильный встречный ветер. Бросив якоря, шведы «…велели свести на землю своих боевых коней» и, пройдя по южному побережью Финского залива, «жгли и рубили всех, кто им сопротивлялся»…

Фиаско под Ландскроной отрезвило, наконец, новгородцев. Уже зимой отправились во Владимир послы — бить челом великому князю Андрею Александровичу. Прозван он был Городецким, потому как более всех мест на Руси любил древний Городец. Здесь, по пути из Золотой Орды, скончался его великий отец, Александр Невский, завещав эти земли младшему сыну в удел… Здесь будет похоронен и сам Андрей. Это произойдет в 1304-м — а пока, в начале весны 1301 года, он немедля отправился с дружиной в Новгород. Одновременно с ним туда же прибыл посол из Любека — подтвердить «старый мир и старую правду». Ехал он посуху, через Ливонию — шведы по-прежнему не давали ганзийцам спокойно плавать по Ладоге. Новая навигация тоже обещала быть небезопасной, и новгородские власти, ответственные за безопасность купцов, постановили гнать шведов сразу после схода льда.