История Крестовых походов

Нет! пагубный сон теснит магистра в объятиях. Оконницы вырваны с петель, холодный воздух свевает пыль с завесы, и пламя лампады трепещет, шаги убийцы звучат, — но он спит, и железная перчатка Вигберта упала на плечо его прежде, чем открыл он глаза свои; открыл — и веки, будто свинцовые, снова закрылись. В волнении ужаса и надежды ему кажется бледное лицо Серрата будто в сновидении или в мечте; но зловещий голос, как звук судной трубы, возбудил и омертвил его разом.

— Мщение и смерть магистру! — прогремел Серрат, стаскивая его с постели. — Смерть, достойная жизни! Напрасно блуждаешь ты взорами окрест — помощь далека от тебя, как от меня сострадание. Отчего ж трепещешь ты, подлый обидчик, воин среди поселян, бесстрашный с своим капелланом? Для чего пресмыкаешься, гордец, перед врагом презренным? Меня не смягчат твои просьбы, не поколеблют угрозы — ты не вымолишь прощения! Да и стоит ли его тот, кто дважды лишил меня чести, а детей моих — доброго имени. Пусть я умру на плахе убийцею; зато щит мой не задернется бесчестным флером на турнирах и мой сын, не краснея за трусость отца, поднимет наличник для получения награды. Ты презрел вызов мой, не хотел честно преломить копья с обиженным — узнай же, как платит за обиды Серрат!

С сим словом ринулся он на магистра; но отчаяние зажгло в нем мужество, и ужасный вопль огласил своды. Смело схватил он грозящее лезвие и сдавил Серрата мощными руками. Цепенея от ярости, грудь на груди смертельного врага, рыцари душат друг друга. Месть воспламеняет Вигберта, страх смерти сугубит силы магистра — они крутятся, скользят и падают оба! Идут, идут спасители — оружие гремит, крики их раздаются по коридорам; с треском упали двери, воины магистра с мечами и факелами ворвались в комнату… но уже поздно! Кровь Рорбаха оросила помост — преступление свершилось!..»

Рассказывают, что рыцарю все же удалось покинуть келью и забежать в замковую церковь — возможно, он надеялся, что Пресвятая Дева, во имя которой он исполнил свой страшный приговор, защитит его… Но братья навалились и выволокли убийцу из храма. Очень скоро суд приговорит его к ужасной казни — колесованию. Последнее, что услышит Вигберт перед смертью, будет хруст его собственных костей…

Впрочем, довольно «страшилок». Поговорим о прекрасном — ибо край, в котором кипели столь нешуточные страсти, вполне заслуживает самых изысканных и возвышенных слов…

Долгая дорога в дюнах

…Задолго до прихода «псов-рыцарей» в недрах земли, которую станут называть Пруссией, жили-были маленькие бородатые человечки — барздуки. Иногда они вылезали на поверхность и раскидывали под кудрявой бузиной скатерть-самобранку. Сами собой появлялись на ней мягкий хлеб да веселое хмельное пиво. Край этот носил тогда имя Самбия — что означает на давно уже мертвом языке не то «община», не то «братство», не то — «простой народ»…

Первые представители «простого народа» появились здесь еще в III тысячелетии до нашей эры. И то понятно, благодатный был край: леса, в которых зверья без счета, песчаные косы, уходящие в море… Опусти в него корзину — и она тут же заполнится сельдью, угрями, осетрами да семгой. Последней ловилось столько, что ее разрешено было продавать лишь дважды в неделю, чтобы не сбивать цену. Говорят, однажды (когда на этих берегах уже «прописались» тевтонцы) вместе с семгой в рыбацкую сеть попался водяной в одежде епископа. Взглянуть на диво дивное собрались рыцари со всей округи. Морской епископ ничего не ел — и тлел на глазах. Через пару дней его решили отпустить в море. Водяной перекрестился, низко поклонился и ушел на дно…

…Давным-давно жители этих мест были совсем не похожи на современных прибалтов. Темноволосые смуглые арии, благородные воины добрались сюда из северной Индии и Ирана. Мастерски лепили они сосуды из глины, украшая их оттисками витых шнуров. Причудливые орнаменты стерегли содержимое горшков от злых сил… А еще, как и пруссы, арии поклонялись богу молний. Звался он у них Индрой, и символом бога был огромный дуб, растущий на вершине холма…

Потом сюда пришли кельты. С той поры представители местных племен стали носить гривны — тяжелые шейные украшения, которые кельты называли «торквес». Их надевали лишь по особым случаям, каковых выпадало два-три раза за всю жизнь…

Однажды облаченные в торквес самбы отправились к вещим воинам Брутену и Видевуту с просьбой возглавить их народ. Видевут стал королем, Брутен — наместником богов, властелином живых душ. Время от времени Брутен или Криве-Кривайтис (так его стали называть соплеменники) созывал подданных на священную гору к бессмертному дубу. Прямо к звездам взметались искры жертвенного костра. Через него бросали куски мяса только что заколотого козла. Пока мясо жарилось — каялись в грехах да лупцевали друг друга что есть мочи. А потом пировали, потягивая священные напитки — молоко и мед…