После смерти своего племянника Малик Азиза он завладел властью в Сирии и Египте, направив в город Руха своего сына Азиза Али, почетное прозвище которого было Малик Мансур. Бразды правления этой страной он перепоручил владетельной деснице своего сына Малик Камила. Управление Дамаском он передал своему другому сыну Малику Муаззаму, Джезире пожаловал третьему сыну Малик Ашрафу, а четвертому сыну Малик Авхаду, чье настоящее имя было Айюб, передал вилайет Ахлата. Затем он со спокойной душой воссел в Египте, вознеся на орбиту Сатурна султанские стяги…
В память о себе он оставил 15 сыновей, из которых пятеро… достигли степеней султанов».
Как и его знаменитый брат, Малик Адил, чье имя по-арабски означает «справедливый царь», оставил о себе и другую память — благородного воина. Рассказывают, что, когда после захвата Иерусалима Саладин безвозмездно освободил 500 христиан, Малик Адил подарил свободу еще тысяче. Как-то раз в пылу битвы он заметил, что конь его противника — английского короля Ричарда Львиное Сердце — захромал. И тут же отправил ему двух породистых жеребцов. Но под Галилеей обеим сторонам было не до взаимных любезностей, и с остатками своего прославленного войска Малик Адил вынужден был отступить…
«…Возвратясь в Птолемаиду, христианская армия ожидала сигнала для новых битв, — читаем у Мишо. — Решено было сделать нападение на крепость, которую Саладин велел выстроить на горе Фавор. Перед выступлением крестоносцев патриарх пришел в лагерь и принес частицу Честного Креста, которую, как уверяли, удалось спасти во время битвы при Тивериаде. Пилигримы благоговейно преклонились перед знаменем спасения и выступили в путь, воодушевленные воинственным энтузиазмом. Армия, выстроенная в боевом порядке, прошла по горе под градом стрел и камней и преследовала неприятеля до самой крепости, к осаде которой и приступили немедленно. После нескольких приступов мусульманский гарнизон готов был сдаться, когда вдруг христиане, охваченные паническим страхом, отступили в беспорядке, как будто бы они были побеждены. Это отступление, причины которого история не объясняет, произвело смятение и уныние между пилигримами. Патриарх иерусалимский с гневом покинул армию, унося с собою Честной Крест, в присутствии которого христиане вели себя таким недостойным образом. Князья и государи, руководившие крестовым походом, не посмели возвратиться в Птолемаиду и отправились в Финикию, стараясь загладить позор своего отступления на горе Фавор. Здесь воины Креста не встретили врагов, с которыми им нужно было бы сражаться; но зима уже началась, крестоносцам пришлось много пострадать от ураганов, дождя, холода, голода, болезней…»
Лишь когда подоспели подкрепления из Европы, игра в театре военных действий несколько оживилась. Правда, закованные в броню актеры опять колебались в выборе цели главного удара. Вновь прибывшие грезили об Иерусалиме, аборигены больше стремились в Египет. На этот раз победил опыт — и весной 1218 года рыцари подошли к Дамьетте.
Расположенная на расстоянии мили от моря, меж Нилом и озером Менсал, крепость казалась неприступной. Со стороны реки тянулся двойной ряд стен, а со стороны суши — тройной. Посреди Нила высилась грозная башня; толстая железная цепь тянулась от нее к городу. Проход для судов был намертво закрыт…
Три месяца крестоносцы штурмовали Башню Цепей. Наконец, после бесплодных попыток тамплиеры «взяли одно из своих парусных судов и посадили в него 40 братьев Ордена Храма и прочих людей так, что в нем оказалось 300 человек. Тогда они дождались ветра и таким образом отчалили, и двигались по реке, идя к горе, опасаясь столкнуться со скалами и разбиться. Но, когда они оказались близ горной цепи, люди из города и из башни встретили их камнеметами и катапультами и так атаковали их, что рулевые растерялись и не справились с парусным судном, и оно поплыло без управления. Течение реки подхватило его и понесло к городу… Те, кто находился на нем, увидав сие, спустили парус и бросили якорь и очутились посреди реки. Сарацины навалились на них сверху… и оказалось их там добрых две тысячи человек, и, когда оттесненные вниз под палубу тамплиеры увидали, что ускользнуть невозможно, они пожелали умереть на службе у Господа, истребляя его врагов. Тогда они взяли топоры и дробили дно корабля, отчего он пошел ко дну, и утонуло более 140 христиан и более 1500 сарацин…»
А башня стояла как скала. Лишь 24 августа к ней сумела причалить одна из плавучих осадных башен, с которой перекинули трап… Теперь русло реки было открыто для франков. Султан Аль-Адил, узнав об этом, заболел от горя и спустя пару дней отошел в мир иной… На трон сел еще более коварный правитель Аль-Камил…