20 мая 1799 года Бонапарт был вынужден снять осаду и отправиться восвояси. Стать вторым Александром Великим ему так и не будет суждено.
Увы, короткое, словно рычащее, имя Акр – или Акра – поставило трагическую точку и в другой «сирийской кампании», известной нам под именем крестовых походов. В конце XIII века древний город-порт являлся последним оплотом христиан в Святой земле. К этому моменту от Иерусалимского королевства оставалась лишь видимость: не было ни центральной власти, ни границ. Гнев и боль – такие настроения царили в Палестине. «Гнев и боль» – так называлась поэма, которую после падения Арсуфа написал неизвестный рыцарь и которая передавалась из уст в уста…
«
Парировать более чем смелые строки было некому – именно в это «смутное» время Святой престол долго оставался вакантным. Для того чтобы возбудить рвение крестоносцев, явно недоставало нового Урбана. Слова пророка: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прилипни язык мой к гортани моей, аще не помяну тебе…» – прозвучали над Европой, лишь когда в Риме явился новый папа.
Им стал Теобальд, архиепископ Люттихский, принявший имя Григория X. Но ни красноречие его святейшества, ни его ратные заслуги (весть о назначении застала его в Палестине) не помогли. Был даже созван собор – на этот раз в Лионе – на котором присутствовали патриархи иерусалимский и константинопольский, а также «чрезвычайные и полномочные» послы всех христианских монархов. Прибыл и сам монгольский хан – на этот раз уже он настойчиво предлагал христианам союз для войны с магометанами. Но чувства верующих молчали – как метко припомнил кто-то из исследователей слова Святого Писания, они были только «курящимся остатком сгоревшей звезды». Проповедники натыкались на стену равнодушия, вновь введенный «восточный» налог вызывал раздражение. Мишо приводит высказывание одного кастильского короля, превращенное Петраркой в исторический анекдот: «Папа назначил меня государем Сирии и Египта; я не хочу быть неблагодарным и, в свою очередь, провозглашаю святого отца халифом Багдадским…» Что ж, как говорится, в каждой шутке есть доля истины – и ирония, звучащая в этих словах, без сомнения была горькой…