История крестовых походов

Глава XII Продолжение крестового похода Людовика VII и императора Конрада (1148)

ануил Комнин, внук Алексея I, занимал в то время константинопольский престол. С большим искусством, чем его предок, держался он той же скрытной и коварной политики в отношении франков. Во время первого крестового похода греческий император, встревоженный успехами мусульманского оружия, вел себя сдержанно по отношению к латинянам; но со времени побед, одержанных армией Готфрида, столице греческой нечего было опасаться со стороны турок, и Мануил Комнин уже не так тщательно прикрывал свою ненависть к латинянам. Неприязненные чувства греческого императора усиливались еще и тем распространенным тогда повсюду мнением, что западные воины замышляют овладеть Константинополем.

Едва только армия Конрада вступила во владения Мануила, как ей уже пришлось испытать недовольство греками. Оба императора отправили друг к другу послов, и на коварство греков латиняне отвечали насилием. В Никополе и в Адрианополе разыгрались кровавые сцены. В нескольких милях от Константинополя, на равнине Селиврийской, армия Конрада, раскинувшая свои палатки, чтобы отпраздновать торжественный день Успения Богородицы, была внезапно застигнута страшной бурей с ливнем. Потоки, устремившиеся с соседних гор, наводнили реку, протекающую по равнине Селиврийской, и затопили лагерь. Нахлынувшие волны уносили в своем течении людей, скот и имущество.

Мануил и Конрад, оба – наследники разрушившейся Римской империи, имели одинаковые притязания на верховную власть; церемониал свидания между ними возбудил продолжительные споры; наконец было решено, что оба императора, верхом на лошадях, приблизятся друг к другу, чтобы обменяться братским поцелуем.

Ненависть греков не переставала преследовать германцев в продолжение всего времени, пока они совершали переход через владения империи. Отставших от армии попросту зарезали. К муке, доставляемой крестоносцам, примешивали известь. Мануил Комнин ввел в употребление фальшивую монету, которой расплачивались с крестоносцами, когда покупали у них что-нибудь, и которой не принимали от них, когда им приходилось расплачиваться с греками, и таким образом германцы шли до самой Малой Азии.

Армия французская, прибывшая в Константинополь после германской армии, выказала более умеренности и дисциплины. Жители Венгрии принимали французов как братьев; военная палатка Людовика VII сделалась прибежищем для венгерцев, страдавших от междоусобной войны; тогда-то молодой монарх и высказал эти прекрасные слова: «Жилище государя есть храм, и подножие ног его – алтарь». Послы Мануила являлись приветствовать французского короля, но их низкая лесть возмущала французскую гордость. Император греческий трепетал в своем дворце; по его повелению все знатнейшие лица империи встретили короля Французского у ворот константинопольских; но король, жалея встревоженного Мануила, опередил свою армию и без всякой свиты явился в императорский дворец. Пребывание Людовика VII со своими баронами в Константинополе было поводом к постоянным празднествам; ежедневно император расточал заявления своей преданности делу французских крестоносцев. Но неискренность этих заявлений вскоре обнаружилась: крестоносцы узнали, что Мануил поддерживает дружеские отношения с султаном Иконийским и что их военные распоряжения передаются туркам.