История крестовых походов

Эта небольшая история противоречит истине не только тем, что объясняет возникновение крестового похода сверхъестественным образом через непосредственное вмешательство Спасителя, но и тем, что Петр Амьенский хотя и предпринимал в 1095 году путешествие к Святым местам, но в то время не достиг Иерусалима[6].

Потому папе Урбану, а не Петру Пустыннику принадлежит слава призвания Запада к освобождению Палестины от господства сельджуков. Но Петр тем не менее уже в 1095 году играл значительную роль.

Потому что, хотя и после Клермонского собора папа еще долго оставался во Франции, побуждал во многих местах к крестовому походу и главным образом старался привлечь к этому вельмож страны, но все-таки его дело мало-помалу отошло на второй план, так как однажды освобожденное движение порывисто пошло и стало распространяться теперь уже собственными силами. Быстрее всего были готовы принять крест толпы низшего слоя народа, потому что в последнее время они особенно сильно страдали от военных беспокойств, голода и различных болезней и смотрели на крестовый поход, как на освобождение от забот и бедствий, как на верное средство достижения земного счастья и небесного блаженства. Во главе их появились воодушевленные проповедники, которые с увлекательным красноречием призывали к борьбе за Спасителя, но никто с таким страстным порывом и большим успехом, как Петр Амьенский. С горящими глазами, похудевший от лишений и загоревший от южного солнца, выступил он перед крестьянами средней и северной Франции[7] и произвел такое сильное впечатление на их возбужденные умы, что они толпами шли за ним как за пророком Господним. Уже в зиму 1095–1096 года он собрал целое войско из пестрой смеси мужчин, женщин и детей, конечно, без дисциплины, но фанатически возбужденное и жаждавшее боя. В тех же местностях подобные толпы были собраны несколькими рыцарями, в числе которых особенно упоминаются Вальтер Пексейо и его племянник Вальтер Сензавеор (Голяк). Эти обе массы в скором времени соединились, вместе отправились на Восток и вступили на немецкую территорию.

Здесь они попали к народу, который должен был занять особенное место в истории крестовых походов. Потому что вообще справедливо то, что немцы в то время и после относились к призыву на крестовый поход более хладнокровно, чем французы и вообще романцы. Особенно весною 1096 г. их более холодная кровь и долгая борьба между императором и папой, которая еще не совсем окончилась, способствовали вместе тому, что они по большей части скептически отнеслись к вести о новом спасении, которое должно было приобретаться войной за Гроб Иисуса Христа. Они собирались у мостов и по большим дорогам, когда проходила мимо огромная толпа богомольцев, подсмеивались над бедняками, которые, «обманутые неверными и глупыми надеждами, покинули родину». Но для многих отдельных лиц пример западных соседей был непреодолимо заманчивой силой, и к тому же страшная междоусобная война, которая до сих пор требовала всей силы нации, благоприятствовала принятию креста, потому что, благодаря ей, широко распространились бедствия и нищета, избежать которых хотя бы путем самого рискованного предприятия, могло казаться избавлением. Полвека спустя, в таком же тяжелом положении и доведенный до отчаяния немецкий народ во внезапном порыве послал на далекий Восток сотни тысяч человек, а весною 1096 года приняли крест большие толпы преимущественно бедняков-крестьян и монахов, бродяг и уличных воров.

Участие немцев в крестовых походах, быть может, оказало влияние на их внешний вид. А именно, мы читаем, что пилигримы отправились не только с духовным воинственным призывом, как «Deus le volt» или со словами: «Бог и Святой Гроб», но «там, откуда они выступали или куда приходили, они сначала пели духовную песнь как теперь моряки, отплывая от берега, призывают милость Божию и поют духовную песнь». Трудно определить, как стар этот обычай и как далеко он распространился, но весьма вероятно, что он в особенности принадлежит любящей пение Германии[8]. В двенадцатом веке у всех на устах была следующая пилигримская песня:

In Gottes Namen vare wir,
Siner Gnanden gere wir
Nu helfe uns diu gotes kraft
und daz heilige grap,
da got selber inme lac.

Kyrieleis.

Вальтер Пексейо, Вальтер Голяк и Петр Амьенский шли вместе со своими толпами до Кельна, где праздновали Пасху. Тотчас после этого оба рыцаря отправились дальше, между тем как Петра удержал в Кельне успех его проповедей. А упомянутые рыцари прошли через южную Германию в Венгрию и еще в сносном виде достигли области болгар. Но здесь они стали жертвой жарких нападений, которые, беспрестанно повторяясь, разрушили шаткий порядок отряда, уничтожили его запасы и тысячам людей стоили жизни и свободы. Вальтер Пексейо по дороге погиб, и только совсем истощенный, слабый остаток, под предводительством Вальтера Голяка, достиг Константинополя и там в дружеском приеме нашел некоторое успокоение.