Следующие дни прошли в общем спокойно. Христиане окопали и тот лагерь, который заняли теперь на южной стороне канала, и рядом с прежним временным мостом построили второй, более крепкий мост. Но уже 11 февраля появился с большой силой неприятель и напал со всех сторон на позиции пилигримов. Мусульмане набросились на своих противников с огнем и оружием, сожгли новые укрепления, которые второпях были сделаны только из дерева, и вторглись там и сям в улицы лагеря. Нужна была самая непоколебимая стойкость всех крестоносных рыцарей и самого короля, чтобы мало-помалу уничтожить мусульман, которые считали, что победа уже в их руках, и заставить их покинуть поле сражения.
Сила сопротивления, которую христиане выказывали в этот день, доставила им недели на две спокойствие, прерывавшееся только незначительными стычками. Однако, они не могли воспользоваться этим, чтобы приготовиться к дальнейшему походу на Каир, потому что были уже слишком слабы для этого. Для них был только один выбор оставаться на Ашмумском канале или вернуться в Дамиетту. Последнее могло быть спасением, между тем как первое вело к верной гибели. Слишком гордые для того, чтобы вовремя уступить неприятелю, христиане со дня на день оставались в своем лагере, пока стремительная опасность, в которой они находились, не стала ясна для самых близоруких глаз.
А именно, 27 февраля в Мансуру прибыл юный султан Туранша, и в военные предприятия египтян вошла новая жизнь. Правда, сначала египтяне не сделали нападения на храброе христианское рыцарство, но зато большое число египетских кораблей было тайно переправлено в Нил между Мансурой и Дамиеттой, чтобы напасть оттуда в тыл крестоносного флота. Последний внезапно очутился под нападением с двух сторон и окончательно погиб от двойного натиска. После этого мусульманам было уже не трудно отрезать и сухопутное сообщение между Дамиеттой и лагерем крестоносного войска. Египетские партизанские отряды перехватили целые караваны, которые должны были доставлять съестные припасы к Ашмунскому каналу. В христианском лагере открылся голод и, в связи с жарой африканского лета произвел ужасно опустошительную моровую язву. Наконец, король Людовик понял, что он принужден отступить: он покинул лагерь, лежащий к югу от канала, и удержал только мосты через него с мостовым укреплением на другом берегу. Кроме того, он предложил султану мир и обещал освободить Дамиетту, если христианам возвратят Иерусалимское государство. Но Туранша не согласился на это, и вскоре горькая нужда заставила христиан совершенно покинуть позицию при канале. Ночью с 5 на 6 апреля остатки войска и флота должны были стараться открыть путь в Дамиетту. Но враги были бдительными и заметили приготовления французов к отступлению. Кроме того, это отступление в страхе и злобе было сделано так беспорядочно, что даже не были сломаны мосты через Ашмунский канал, и неприятель был как бы приглашен к быстрому преследованию. Только что пилигримы начали отступление сухим путем и водой, как мусульмане уже всюду следовали за ними по пятам. Серьезный бой загорался только там, где какой-нибудь смелый рыцарь готов был скорее получить мученический конец, чем сдаться «язычникам». В остальном, последним легко давалась победа. Они убивали сколько хотели христиан, которые, слабые и больные, едва двигались, а тем менее могли управлять оружием; остальных они взяли в плен. Король Людовик, может быть, мог бы спастись, если бы, как ему советовали, ушел впереди своих. Но благочестивый воин никак не хотел этого и, наоборот, находился в арьергарде своего войска. Конечно, он также не мог более сражаться, потому что и он подвергся лагерной моровой язве. Он лежал, наконец, глубоко истощенный, на земле, его голова покоилась на коленях у простой женщины, которая в это время была поблизости, его смерть ожидалась с часу на час, между тем как мусульмане подступали все ближе. Его захватили в плен подобно его братьям и всем тем, кто еще был убит на кораблях и на суше отуманенными победой врагами. Почти никто не спасся.