История крестовых походов в документах и материалах

Пока происходило все это, греки пешие и конные, совершали вылазки против нас. Однако они всегда терпели больший урон, чем мы. Однажды множество их воинов, выйдя толпою из неких ворот, которые расположены были с правой стороны, выступили вперед и стали вызывать нас к сражению. Однако наши напали на них с такой силой и отвагой, храбро отогнав их назад, что многие из них, толкая друг друга, валились в ров; среди некоторых иных оказался убитым сын герцога Диррахия, который слыл у константинопольцев благороднейшим и прекраснейшим. На следующий день из Влахернских ворот выступила когорта воинов города, — в той стороне, которая была лучше всего укреплена нашими воинскими орудиями. Однако могучим ударом они были божьей подмогой с позором отброшены назад [в город]. Тогда же был захвачен некий сильный муж[597], наиболее опытный из всех горожан в военном деле и советник императора. По прошествии Меркуриева дня отдано было распоряжение, чтобы на завтра[598] произвести приступ города; дожу венецианскому — напасть с моря, а маркизу[599] и графу Фландрскому — с суши. Я же и Матье Монморанси с маршалом Шампани, а также А. де С. Суроне[600], пока будет производиться приступ, должны будем охранять войско снаружи от укреплений и близ лагеря. Так мы и сделали.

Когда все было приготовлено, в установленное время дож и венецианцы с некоторыми из наших, кто особенно настаивал на атаке с моря, придвинули корабли близко к стенам, приставили к ним лестницы и, двинувшись на приступ с великими искусством, ворвались в город; 25 триб ратников захватили [в городе] немало сверх всякой меры и пожгли [там]. Наши также, произведя приступ с суши и приставив подобным же образом лестницы к стенам, водрузили на стенах свои стяги и знамена. Миниторы же, сделав подкоп стены снизу, разрушили одну башню. Тогда император, стесненный пожаром города и нашими хитростями, неожиданными и [наносимыми] отовсюду ударами, собрал немалые турмы[601] воинов к единственным воротам, которые давали выход в поле, чтобы окружить наших и разбить их. Мы также изготовились к бою; граф Фландрский — со своими, и я тоже — со своими, каждый, конечно, находясь на своем месте начеку; в боевом порядке подвигаясь вперед на конях, мы, будучи вовлечены в бой, нам противный, приблизились к неприятелю настолько, что их лучники и арбалетчики могли попадать в наших, а наши в их [воинов]. Когда они увидели нас воодушевленными и неуклонно выступающими вперед в боевом строю и [когда] убедились, что не могут легко одолеть нас в сражении, то, сильно устрашенные и растерянные, отступили, не осмелившись вступить с нами в битву. И знайте, что нас в войске было не больше двухсот рыцарей и столько же прочих конных воинов, а пехотинцев у нас было не более двух тысяч; ибо большая часть оставалась на месте для охраны орудий. Мы же, видя, как они бегут, не хотели их преследовать, дабы их хитростями не был причинен урон нашему войску, и военным машинам, и башням, которые захватили венецианцы. Возвратившись в свой дворец, император заявил, что даст нам бой завтра, но среди ночи тайно бежал. Однако в день Юпитера, как он и обещал, мы принуждены были сражаться. А назавтра с помощью божьей город был нам сдан, и таким образом истекли полных 8 дней с начала осады города. Тогда же император Корисак[602] и императрица, его супруга, сестра короля Венгрии, которые долго находились в страхе и держались в заточении, изъявляя нам всячески свое благоволение, сообщили, что божьей милостью и с нашей помощью они освобождены из заключения и что им возвращены знаки императорского достоинства и что они просят нас завтра пожаловать во дворец вместе с их давно ожидаемым сыном. И мы так и сделали и откушали во дворце с великим ликованием и необыкновенными почестями.