Здесь произошел самый славный подвиг оружия во время крестового похода Людовика VII, именно – победа, одержанная на берегах Меандра, через который следовало перейти, чтобы достигнуть Лаодикеи. Неприятель обступил равнину вдоль Меандра и Тралльсские горы, ныне Гюзель-Хиссар; главные силы мусульманские заняли брод через реку, чтобы не допустить до него французов. Людовик VII выстроил свои батальоны в полном порядке, поместил обоз и слабейших пилигримов посреди войска, авангард, арьергард и фланги армии поставил под защиту надежнейших рыцарей. И в таком порядке крестоносцы начали медленно поступать к равнине, сохраняя все-таки оборонительное положение. Но король, тревожимый постоянно неприятелем, принял намерение вступить в решительную битву и направился к броду, занятому мусульманами.
Едва успели несколько рыцарей перейти через Меандр, как страх охватил неприятельскую армию. В это же время последовало нападение на турецкую армию с разных сторон; победа над нею была немедленно одержана, и оба берега Меандра покрылись трупами. Король Французский бросился на мусульман, которые тревожили арьергард армии, и преследовал их до самых гор. Большинство турок, избежавших смерти, укрылись в Антиохетте, ныне Иени-Шер-Калесси, находившейся недалеко от того места, где французы перешли вброд Меандр. Несмотря на дождь из стрел, которыми осыпана была христианская армия в этом славном переходе, она не потеряла ни одного человека; только рыцарь Милон Ножанский, ко всеобщему сожалению, утонул, переплывая через реку.
Жители Лаодикеи, известной в летописях франков под именем Лалиш – города, находившегося на р. Лике и от которого остались теперь только два холма, покрытые развалинами, – пришли в ужас, узнав о приближении победоносных крестоносцев, и обратились в бегство. Людовику VII пришлось проходить через опустевший город. Он направился к Саталии, пробираясь по страшным утесам Кадмской горы, называемой по-турецки Бабадаг. По горе этой, по которой пришлось переходить пилигримам и которую Одон Дейльский называет «проклятой горой», не было проложено дорог; с одной стороны ее возвышались громадные скалы в виде длинной, высокой и отвесной стены, с другой стороны была бездонная пропасть, по краю которой нужно было пробираться через узкий, покатый, чрезвычайно опасный проход.
Людовик VII послал вперед Жофруа Ранконского, владетеля Тайльбургского, и графа Морьеннского, брата короля; вступление в этот проход было отложено до следующего дня; авангарду было приказано выжидать прибытия остальной части армии. Король, предполагая встретить турок в этом проходе, желал, чтобы части войска не разъединялись, но оставались в виду одна у другой; авангард же, забывая распоряжение короля, перешел через проход и расставил палатки по другую сторону горы. Людовик VII остался один со своим отрядом для охранения толпы пилигримов и обоза армии. Турки, разумеется, воспользовались разъединением армии, чтобы успешнее напасть на арьергард, которому и без того трудно было бороться с естественными препятствиями этой местности. Можно представить себе этих пилигримов, пробирающихся по краю бездны – под стрелами преследовавших их мусульман и греков! Только и слышно было падение людей, лошадей и мулов; и пропасть поглощала останки христианских воинов…
Алиенора (Элеонора) Аквитанская
История останавливается здесь в благоговении перед трогательным и мужественным самоотвержением Людовика VII среди этих горных пропастей, куда валился его народ, как бессильное стадо. Забывая самого себя ради погибающего народа, – говорит летописец, очевидец событий, – король бросился в ряды мусульманского войска и при неимоверных усилиях достиг спасения множества пилигримов. Арьергарду пришлось выдерживать нападение неприятеля во сто раз многочисленнее его; свита короля вся погибла во время этой схватки. Людовик, не изменяя своему царскому сердцу, – говорит летописец, – ухватился за ветви дерева и бросился на вершину одного утеса; тут, защищенный кирасой своей от турецких стрел и стоя на своем утесе, как на стене или на укрепленной башне, король Французский продолжал рубить головы и руки тем, кто на него нападал. Этот день великих подвигов и великих бедствий составляет прекраснейшую страницу в жизни Людовика VII.
На другой день, когда присоединилась к авангарду уцелевшая часть крестоносцев, составлявших арьергард, король французский, которого считали погибшим, был принят с полнейшим восторгом. Против Жофруа Ранконского поднялся общий ропот. Монарх счел бесполезным наказывать его за непоправимую ошибку и ограничился назначением на его место одного старого воина, по имени Жильбер, искусство и храбрость которого были известны всей армии. Этот новый вождь разделил начальствование над войском с Евраром Баррским, великим магистром Храмовников.