В это время мне довелось быть в покоях короля, и я слышал, что они говорили. «Позовите сюда сенешаля», – приказал король. Я вышел и встал перед королем на колени. Он заставил меня сесть и сказал мне: «Ты знаешь, сенешаль, что я всегда тепло относился к тебе, но мои люди говорят, что, как они выяснили, с тобой очень трудно иметь дело. Почему?» – «Ваше величество, – сказал я, – тут я ничем не могу помочь. Как вы знаете, когда я был взят в плен на воде, у меня не осталось никакого имущества; я потерял все, что имел». Он спросил, что я требую, и я сказал, что хочу двести тысяч ливров, чтобы продержаться до Пасхи, которая наступит через две трети года.
«А теперь поведай мне, – сказал он, – пытался ли ты заключить сделку с кем-то из рыцарей?» – «Да, – сказал я, – с Пьером де Понмоленом, одним из трех королевских знаменосцев, каждый из которых обойдется мне в четыреста ливров». Король стал загибать пальцы. «Значит, новые рыцари, – сказал он, – будут стоит тебе тысячу двести ливров». – «Но, сир, – сказал я, – прошу вас учесть, что, если я не потрачу добрых восемьсот ливров, чтобы приобрести для себя коня и доспехи, а также на пропитание моих рыцарей, вы же, я предполагаю, не захотите разделить с нами трапезу». И тут король сказал своим советникам: «Я не вижу в этом ничего зазорного». И, повернувшись ко мне, добавил: «Я беру тебя ко мне на службу».
Вскоре после этого братья короля и другие знатные люди из Акры привели свои корабли в готовность. Когда они собирались отплыть, граф де Пуатье одолжил драгоценности у тех, кто возвращался во Францию, и щедро передал их тем из нас, кто оставался. Оба брата короля очень серьезно попросили меня как следует заботиться о монархе и сказали, что среди остающихся нет ни одного, к кому бы он питал такое доверие, как ко мне. Когда граф д'Анжу увидел, что приходит время подниматься на борт, на лице его отразилась такая печаль, что все изумились. Тем не менее он вернулся во Францию.
Вскоре после того, как братья короля покинули Акру, прибыли послы от императора Германии, принеся с собой верительные грамоты к его величеству и заверение, что государь прислал их, чтобы добиться освобождения пленников. Они показали королю письмо, где император обращается к покойному султану – не зная, что тот мертв, – прося его отнестись с доверием к словам послов, которые должны рассмотреть вопрос об освобождении короля. Многие говорили, что нам не пошло бы на пользу, если бы послы убедились, что мы все еще в плену, потому что, по их мнению, император прислал послов, чтобы сконфузить нас, а не добиться освобождения. Тем не менее, увидев, что мы на свободе, послы отбыли.
Пока король был в Акре, султан Дамаска прислал к нему послов с горькими жалобами на тех египетских эмиров, которые убили его кузена. Он пообещал королю, что если тот окажет ему помощь, то он, со своей стороны, отдаст ему Иерусалимское королевство, которое в это время принадлежало ему. Король решил отослать султану ответ с его же собственными послами. Вместе с ними он отправил брата Ива ле Бретона, монаха ордена доминиканцев, который знал язык сарацин.
Когда они были на пути к дворцу султана, брат Ив увидел пожилую женщину, которая переходила дорогу с чашей пламенеющих углей в правой руке и сосудом с водой – в левой. «Что ты собираешься делать со всем этим?» – спросил он ее. Старуха ответила, что огнем она собирается сжечь рай и полностью уничтожить его, а водой – затушить адское пламя, чтобы оно тоже навсегда исчезло. «Почему ты хочешь так поступить?» – спросил брат Ив. «Потому, – сказала она, – я не хочу, чтобы кто-то делал добро в надежде обрести рай или из-за страха перед адом; делать добро надо единственно из-за любви к Господу, который перенес из-за нас такие страдания и который будет творить ради нас все добро, которое Он может».
Примерно в то же время Джон Армянин, который был начальником вооружений при короле, прибыл в Дамаск, чтобы купить рога и клей для арбалетов. (Для изготовления сложных клееных луков. –