История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Длинный список кредиторов, составленный Каховским, включал не меньше пятидесяти отдельных счетов на общую сумму 2919 рублей 10 копеек, значительные деньги для того времени. Большая часть неоплаченных счетов от торговцев (греков, итальянцев, русских, татар и турок) относилась к строительным материалам, одежде, еде и напиткам. Один из них, в сумме 107 рублей и двадцати копеек за 8310 пластин черепицы, был выписан местным татарином. Маккензи также задолжал 230 рублей и 13 копеек херсонскому мяснику. Еще один крупный долг в 500 рублей касался суммы, уплаченной бригадиром Тищевым за серебряный сервиз, который Маккензи ему так и не привез; вероятно, контр-адмирал просто прикарманил эти деньги. Самый большой и самый странный долг был у Маккензи перед некой «Сарой Александровной, дочерью Марии», которая ссужала ему 150 рублей в год. Поскольку период, о котором шла речь, составлял «четыре года, восемь месяцев и одиннадцать дней», то адмирал задолжал женщине как минимум 600 рублей, а скорее больше 700. Но и это еще не все. Под отдельным номером в документах Маккензи, хранящихся в Государственном архиве Симферополя, числится любопытный счет, выставленный неким британцем Р. Робинсоном, который утверждал, что Маккензи должен ему 467 рублей 95 копеек. Эта сумма состояла из нескольких более мелких долгов за фейерверки, а также за обучение Маккензи их изготовлению и использованию. Еще один крупный счет был выставлен за ремонт потолка в доме Маккензи.

Все эти неоплаченные счета означали, что продажа собственности Маккензи не принесет Анне никаких или почти никаких денег. Пытаясь хоть как-то обеспечить вдову, Екатерина II (по всей видимости, по совету Потемкина) приказала устроить аукцион по продаже движимого и недвижимого имущества Маккензи. Насколько известно автору, история не сохранила сведений, кто получил выгоду от аукциона, Анна или кредиторы Маккензи. В целом создается впечатление, что Фома Фомич Маккензи был яркой личностью, много сделал для Севастополя в первые годы существования города, но в то же время был мотом, который жил на широкую ногу и тратил гораздо больше, чем позволяли его скромные доходы.

Не подлежит сомнению, что Томас Маккензи был дамским угодником. После него осталась бездетная вдова в Кронштадте и пятилетний сын (Томас Генри Маккензи) от миссис Марии Брайн из Портсмута, вероятно зачатый во время его пребывания в городе зимой 1780/81 г. Была еще и безымянная «бедная английская девушка», которая якобы жила с ним в Севастополе и, вероятно, пережила его, но осталась «в бедности» — предположительно, та самая «мисс Салли», о которой упоминал Сенявин[185]. Жена Маккензи тоже жила в бедности. После того как она обратилась за помощью к адмиралу Грейгу, «указом Екатерины II дом в Кронштадте был передан ей в пожизненное пользование»[186]. До своей преждевременной смерти в возрасте 45 лет Маккензи любил поесть, выпить и, как и многие его соотечественники на чужбине, нарядиться в национальный костюм. Вероятно, личность адмирала наилучшим образом характеризует «содержимое его погреба и гардероба». Например:

«[Маккензи] явно был любителем сладкого: 60 фунтов патоки, 45 сахара, 45 меда, семь изюма и девятнадцать разных кондитерских изделий. И спиртного тоже: 554 пустых и 374 полных бутылок разнообразных вин плюс шесть мер водки и три бочонка французского бренди. И наконец, среди тридцати его камзолов и мундиров присутствует килт в зеленых и синих тонах, клетчатый плед, бархатная шапочка, шотландский палаш, длинный кинжал с прямым лезвием и другие предметы из облачения шотландских горцев»[187].

Имя Маккензи помнили вплоть до Крымской войны. Как мы увидим ниже, британские войска проходили Мекензиеву ферму в сентябре 1854 г. во время марша к Балаклаве от поля боя на реке Альма. Гости, приезжавшие в Севастополь до Крымской войны, вне всякого сомнения, знали о роли адмирала. Это место как будто привлекало необычных персонажей вроде Сэмпла Лайла. Пройдет совсем немного времени, и за ним последует еще один.

Вскоре после смерти Маккензи новую базу российского флота посетила некая Элизабет, леди Крейвен, «обольстительная и бесцеремонная» красавица, скандализировавшая Лондон нескромными платьями и дерзкими выходками[188]. Она получила благословение Потемкина на эту поездку и поэтому удостоилась в Севастополе самого теплого приема[189]. В письме от 12 апреля 1786 г. своему любовнику и будущему мужу маркграфу Бранденбургскому автор путевых заметок сообщала: