Читаем История Кубанского казачьего войска полностью

В Геленджике Серебряков нашел верки и строения разрушенными от продолжительных осенних дождей и ненастья. Пороховые погреба, казармы, все вообще строения, первоначально дурно возведенные, дали сильную течь, которую можно было предотвратить только перестройкой их заново. Гарнизон был чрезвычайно обременен службой и непосильными работами. Лазарет был в удовлетворительном состоянии и число больных незначительно благодаря здоровому климату.

Новотроицкое укрепление, считавшееся поставленным в благоприятные условия, располагало довольно исправными строениями. Только сырцовые бойницы сильно пропитались влагой и растрескались от морозов, так что к весне могли развалиться. Зато в укреплении совсем не было больных и солдаты имели веселый и бодрый вид.

В Михайловском укреплении бойницы так обрушились, что их нельзя уже было исправить. Пороховой погреб обвалился, и порох пришлось перенести в артиллерийскую казарму. Наружная штукатурка строений везде обвалилась. Кухни из сырцового кирпича еле держались, углы в них уже обвалились, и сами они с минуты на минуту совсем могли обрушиться. Больны были почти все солдаты, а умирали исключительно рекруты.

Тенгинское укрепление было в довольно удовлетворительном состоянии, за исключением бойниц, начавших разрушаться. Внутренняя дерновая одежда укрепления также местами отстала от насыпи. Больные были, но смертность была незначительна.

Форт Вельяминовский пришел в совершенный упадок. Бруствер почти на всем протяжении так осыпался, что туры на нем и поставленные на места разрушенных тур порожние бочонки, повалились в ров, поставленные же снова на бруствер держались лишь на подложенных под них досках. Внутренняя сырцовая одежда бруствера везде отстала, падала и засыпала банкеты. Пороховой погреб разрушился, упала целая стена в нем, крыша села, и артиллерийские снаряды перенесены в сарай для морской провизии. Гарнизон был так слаб, что не располагал достаточными силами даже для того, чтобы расчищать обрушившиеся части укрепления. Смертность со второй половины прошлого года была непомерная. Из сотни сводной команды Тенгинского и Навагинского полков, присланной для усиления гарнизона, осталось 12 человек, 18 солдат находилось в лазарете, а остальные 70 умерли.

Форт Лазарев на р. Псезуапе имел такие сырые и холодные помещения, что люди ходили согреваться из казарм в баню и караульню. Лазарет помещен был в кухне, в которой не было полов, и при необычайной тесноте был удушливый и зараженный воздух. Серебряков нашел в укреплении только 30 человек здоровых, остальные были слабы, болезненного и изнеможенного вида. В лазарете лежало 26 больных. Со времени вступления гарнизона в форт, сооруженный в 1839 году, умерло 86 человек и почти все от изнурительного поноса. Дезертиров было 9 человек. Медикаменты истощены. Палительного фитиля, картечи для ближней дистанции и пакли для смоления гранат не было. Все это Серебряков пополнил запасами из других укреплений.

Делая в заключение общие выводы из обзора всех укреплений, контр-адмирал Серебряков прибавил, что по 1-му отделению Черноморской побережной линии четыре укрепления — Кабардинка, Геленджик, Новотроицкое и Лазаревское — остались без артиллерийских офицеров.

Чтобы закончить общую характеристику того состояния укреплений, в каком они находились перед погромом их в 1840 году, следует привести еще отзыв г.-л. Раевского о вооружении форта Лазарева. Укрепление на р. Псезуапе, писал 12 сентября 1839 года Раевский, окончено, но не вооружено; не доставлена еще была артиллерия. «Чтобы сделать один выстрел из крепостного орудия, — пояснял генерал Раевский, — надо посылать в Анапу и Тамань за пушками, а разного рода мелочи, необходимые для орудия, нужно собирать частями отовсюду — из Георгиевска, Дмитриевска, Усть-Лабы, Темнолесской крепости». Необыкновенные жара и засухи породили всюду по побережью желчную горячку и лихорадку. Больных было много. Во втором отделении линии заболел сам начальник ее г.-м. Ольшевский, у которого умерла жена и 4 человека прислуги из пяти. В действующем отряде, охранявшем постройку форта Лазарева, количество больных доходило до 2000 человек. В феврале 1840 года в форте Головинском из 230 человек гарнизона было 120 человек больных, а в укреплении Навагинском на 243 человека 134 больных. Гарнизон форта Лазарева состоял из 230 человек, но здоровых было не более 90 чел., остальные лежали в лазарете. Позже Серебряков писал по этому поводу Раевскому: «Все укрепления в одинаковом положении и их всех ожидает одна участь, если не будут немедленно и значительно усилены гарнизоны». Но Раевский месяцем раньше сообщил уже командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории г. Граббе «о беззащитном состоянии укреплений береговой линии» и напрасно просил дать ему подкрепления. Через два дня он повторил свою просьбу, так как в Михайловском укреплении из двух рот 50 солдат было здоровых.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агент. Моя жизнь в трех разведках
Агент. Моя жизнь в трех разведках

Об авторе: Вернер Штиллер родился в советской оккупационной зоне Германии (будущей ГДР) в 1947 году, изучал физику в Лейпцигском университете, где был завербован Министерством госбезопасности ГДР (Штази) в качестве неофициального сотрудника (агента), а с 1972 года стал кадровым сотрудником Главного управления разведки МГБ ГДР, в 1976 г. получил звание старшего лейтенанта. С 1978 года – двойной агент для западногерманской Федеральной разведывательной службы (БНД). В январе 1979 года сбежал в Западную Германию, с 1981 года изучал экономику в университете города Сент–Луис (США). В 1983–1996 гг. банкир–инвестор в фирмах «Голдман Сакс» и «Леман Бразерс» в Нью–Йорке, Лондоне, Франкфурте–на–Майне. С 1996 года живет в Будапеште и занимается коммерческой и финансово–инвестиционной деятельностью. О книге: Уход старшего лейтенанта Главного управления разведки (ГУР) МГБ ГДР («Штази») Вернера Штиллера в начале 1979 года был самым большим поражением восточногерманской госбезопасности. Офицер–оперативник из ведомства Маркуса Вольфа сбежал на Запад с целым чемоданом взрывоопасных тайн и разоблачил десятки агентов ГДР за рубежом. Эрих Мильке кипел от гнева и требовал найти Штиллера любой ценой. Его следовало обнаружить, вывезти в ГДР и судить военным судом, что означало только один приговор: смертную казнь. БНД охраняла свой источник круглые сутки, а затем передала Штиллера ЦРУ, так как в Европе оставаться ему было небезопасно. В США Штиллер превратился в «другого человека», учился и работал под фамилией Петера Фишера в банках Нью–Йорка, Лондона, Франкфурта–на–Майне и Будапешта. Он зарабатывал миллионы – и терял их. Первые мемуары Штиллера «В центре шпионажа» вышли еще в 1986 году, но в значительной степени они были отредактированы БНД. В этой книге Штиллер впервые свободно рассказывает о своей жизни в мире секретных служб. Одновременно эта книга – психограмма человека, пробивавшего свою дорогу через препятствия противостоящих друг другу общественных систем, человека, для которого напряжение и авантюризм были важнейшим жизненным эликсиром. Примечание автора: Для данной книги я использовал как мои личные заметки, так и обширные досье, касающиеся меня и моих коллег по МГБ (около дюжины папок) из архива Федерального уполномоченного по вопросам документации службы государственной безопасности бывшей ГДР. Затемненные в архивных досье места я обозначил в книге звездочками (***). Так как эта книга является моими личными воспоминаниями, а отнюдь не научным трудом, я отказался от использования сносок. Большие цитаты и полностью использованные документы снабжены соответствующими архивными номерами.  

Вернер Штиллер , Виталий Крюков

Детективы / Военное дело / Военная история / Спецслужбы / Cпецслужбы