История Кубанского казачьего войска

В архивных материалах не сохранилось документов, дающих подробные указания о деятельности станичных управлений и о роли в ней как станичного начальника, так и выборных судей. Но всюду, где появляется фигура станичного начальника, обнаруживаются и признаки самовластия. В населении сохранились самые тяжелые воспоминания о времени господства в станицах станичных начальников по назначению. Это был период бесправия линейного казака и произвола чиновного станичного начальника. Станичный начальник самовольно, по своему усмотрению, расправлялся как с казаками, так и с остальным населением. Ногайка и кулачная расправа были обычными способами проявления атаманской власти. «Старики, – говорит Толстов, – передают, что казаки больше боялись своих станичных начальников, чем набегов и нападений черкесов».

Так же поступали с населением и другие лица, власть имущие, одни с большей деликатностью, другие с меньшей. За атаманом следовал сотенный командир, а за сотенным полковой, и каждый в отношении к населению пользовался почти неограниченной властью. Не стеснялись ни с кем – ни с детьми, ни со стариками, ни с мужчинами, ни с женщинами. В январе 1842 года наказной атаман Николаев просил командира Кубанского полка подполковника барона Фитингофа объяснить ему, зачем он требует к себе для осмотра просватанных девиц. Николаев приказал заранее отменить это распоряжение, как стеснительное для населения. Фитингоф ответил, что это он делал с целью удостовериться личным осмотром в летах жениха и невесты. Казаки, особенно старообрядцы, часто выдают замуж и женят не достигших узаконенного возраста детей. Объяснение вышло довольно натянутым, но к нему Фитингоф прибавил, что он впредь не будет вызывать брачующихся, раз наказной атаман находил достаточными сведения посемейных списков о возрасте.

Казачья служба и повинности вообще давили казака. Они обессиливали его экономически и не давали возможности развиваться духовно. Заниматься казаку хозяйством за службой было некогда, а снаряжение на службу требовало значительных материальных средств, неумеренным отвлечением которых от хозяйства подрывалось это последнее. О храмах божьих и духовенстве заботилось правительство, и при колонизации Лабинской линии на этот предмет назначены были особые средства. Но школьное дело почти отсутствовало на Линиях. Грамотных было так мало, что часто в среде офицеров не оказывалось ни одного кандидата в командиры за отсутствием между ними грамотного. В 1846 году наказной атаман Николаев сетовал на то, что при обилии хороших боевых офицеров у линейных казаков между ними крайне мало офицеров грамотных, «сведущих в письмоводстве». Сначала на Старой Линии совсем не было школ для обучения грамоте. В 1833 году были открыты две школы – Новомарьевская и Сенгилеевская. Впоследствии появились так называемые полковые школы. В них обучали детей Закону Божьему, русской грамоте, арифметике, чистописанию и рисованию, а также фронтовому строю. Школы эти давали, однако, мало грамотных, и недостаток в грамотеях и писарях был постоянный. Очень может быть, что старообрядцы имели свои подпольные школы и обучали в них детей грамоте, но, вероятно, обучение это не шло дальше церковной грамоты, и многие не умели даже писать. О необходимости иметь в войске среднее учебное заведение никто даже не заикался. Одним словом, население коснело в невежестве и никто не заботился о его просвещении светом науки.

Интересное явление представляла собой слабая судимость у линейных казаков. Это, конечно, объясняется тем, что вместо ведения исков и судебных решений широко практиковались административное усмотрение и расправа. Чаще всего проявлялась деятельность военных судов, но сюда, очевидно, по необходимости попадали дела, которых не решалась брать на свою ответственность администрация. За 1849 год сохранилось делопроизводство по одному из таких дел, представляющему яркий образчик нравов линейного казачества.