Еще более важные плоды, чем карта Агриппы, принесли научные досуга военного инженера, строителя осадных машин Витрувия. Его обширный трактат «Об архитектуре» пережил века. Хотя особенного литературного таланта у Витрувия не было, произведение его, опирающееся как на специальную греческую и римскую литературу, так и на собственный опыт автора, было впоследствии излюбленным чтением архитекторов эпохи Возрождения. Созданное Витрувием обстоятельное руководство по архитектуре, строительному и инженерному делу вызывало восхищение у великого Рафаэля, а знаменитый итальянский архитектор Андреа Палладио гордился, когда его называли «Витрувием XVI века».
Эпоха принципата оказалась благоприятной для наук, но не для ораторского искусства. Еще в начале 46 г. до н. э. в диалоге «Брут» Цицерон жалуется на упадок риторики, на то, что «красноречие смолкло». Сам великий оратор справедливо связывал это с упадком республиканской свободы в годы диктатуры Цезаря. Если в республике выступить обвинителем или защитником на громком судебном процессе значило сделать первый шаг в политической карьере, то во времена Августа красноречием уже нельзя было достичь ни славы, ни богатства. Занять видное положение в государстве было намного легче угождением принцепсу, чем произнесением пусть даже самых лучших речей. Шумные процессы вроде суда над Верресом, острые политические схватки сошли на нет, и вместе с ними исчезли пламенные и возвышенные инвективы и панегирики. Из оружия в политической борьбе риторика при Августе становилась «чистым искусством»: все более часты были теперь риторические состязания, турниры ораторов, к которым учителя риторики специально готовили своих учеников. Тогда-то впервые зал, где выступал оратор, стали называть «аудиториум», а преподавателя красноречия — «профессор». Темы этих публичных выступлений риторы черпали из истории или из других областей, далеких от повседневности, стремясь привлечь слушателей неожиданностью сюжета и искусностью аргументации.
Вытесненное с Форума, ораторское искусство утвердилось отныне в аудиториях, где знаменитые тогда риторы Аврелий Фуск, учитель Овидия, Марк Порций Латрон из Испании или Луций Цестий Пий из Смирны, считавшийся лучшим оратором после Цицерона, блистали перед молодежью, привлекая десятки и сотни слушателей. Известно, что ученики Цестня Пия просто заучивали наизусть речи учителя, а из речей Цицерона читали только те, на которые Цестий написал «ответы». А ученики ритора Бланда стремились даже иметь такой же цвет лица, как у их кумира, в пили специальный отвар, придававший их лицам необходимую. бледность.
ИСТОРИОГРАФИЯ
Высшим достижением римской прозы эпохи Августа явились 142 книги обширного исторического труда Тита Ливия, вместившие в себя почти восемь веков истории Рима «от основания города» (так обычно и называют это сочинение) до 9 г. н. э. Дидактическую и морали заторе кую цель своего труда историк определяет в предисловии к 1-й книге: «В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамлении величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь чему подражать, здесь же — чего избегать…» По мнению Ливия, в древней истории Рима можно было найти немало примеров, достойных подражания. Историк всей душой устремляется в глубь прошлого, дабы «хоть на время» отвлечься «от зрелища бедствий, свидетелем которых столько лет было наше поколение». Славное и величественно-суровое минувшее Рима он противопоставляет «той недавней поре, когда силы народа, давно уже могущественного, истребляли сами себя».
Задача Ливия, как он ее понимал, состояла не в отыскании новых фактов и не в более углубленном, чем прежде, анализе источников, а в воссоздании великолепной идеализированной картины патриархальной жизни древних римлян, исполненной гражданских и воинских доблестей, законности и чувства долга перед государством. Славное прошлое, которым, по мысли историка, современные ему римляне могли бы гордиться, черпая в деяниях предков мужество и силу, представало в кричащем контрасте с позднейшими временами нравственного вырождения римского общества. К сожалению, от этого грандиозного труда сохранилась всего лишь четвертая часть — 35 книг из 142; книги, описывающие историю Рима со 167 г. до н. э. до эпохи, когда жил сам Ливии, до нас не дошли. Но и немногие уцелевшие книги показывают, что автор последовательно реализовывал свой замысел. Герой его труда — идеализированный «популюс романус», римский народ, создавший великое государство. Еще Цицерон жаловался, что никто в его время не мог талантливо, с силой, достоинством и полнотой написать историю Рима. Вскоре такой историк явился: