Наш сад не отличался от остальных. Изобилие растений, деревьев, разнообразных кустов, кустарников, всяческих культур и трав заполняло все его пространство. Тысячи роз, разбавленные пряными нотками лавровых листьев и сладким запахом цветов акации, наполняли благоуханным дыханием его тенистые уголки и затопленные солнечным зноем лужайки. Плутающие дорожки, выложенные камнем, сквозь который пробивалась трава, переплетаясь, блуждали по саду. В глубине же его, застенчиво прикрываясь ветвями длинноволосой ивы, свесившей свои ветви до самой земли, пряталась белокаменная куполообразная беседка. Неподалеку журчал ручеек, впадающий в искусственно сотворенный небольшой круглый пруд, по берегу поросший вереском и камышом. Здесь, укрывшись в ночной тишине и прохладе под бездонным сверкающим мириадами звезд бархатно-черным небом, мы вели затяжные беседы с отцом. Здесь он рассказывал мне о своих путешествиях и делился самыми сокровенными и волнующими его мыслями. И если сердцем дома я считал кабинет отца, то в этом месте, несомненно, витала его душа.
Этот пруд отец велел выкопать и преподнес вместе с беседкой в качестве подарка моей матери в год, когда назвал ее своей женой. Круглое небольшое зеркало воды, увенчанное беседкой, своего рода, напоминали кольцо, которое дарят невесте, как символ любви и верности. Здесь родители признавались в любви друг другу, давали клятвы и обещания, здесь была запечатлена их вечная любовь. Здесь навсегда останется и часть моего сердца. Как больно было осознавать, что я вскоре этого не увижу.
Я нежно прикоснулся к охлажденной ночным воздухом колонне. Больше всего я любил бывать здесь после заката, когда небо озаряла луна, и весь дом и все вокруг погружалось в глубокий спокойный сон. Серебристая гладь воды, едва ерошимая легким ветерком, отражала игривые блики на колоннах, перилах и куполе этого места. В эти моменты оно казалось мне таким романтичным.
Мое сердце забилось быстрее: "Какова вероятность того, что мой брат пощадит это место? Вдруг он удовлетворится домом, а сад не тронет?"
То, что это место было создано для моей мамы родители скрывали, и знали об этом всего несколько человек. Винченцо не входил в их число. То есть, он знал, что родители любят здесь проводить время, но не то, что это подарок моей матери. По крайней мере, я так думал, надеялся на это, иначе бы он начал не с кабинета, а отсюда.
Я крепко вцепился в колонну, обвив ее руками: "Нельзя допустить! Я не смогу пережить этого! Пусть я покину дом, пусть уйду, но как смогу жить с мыслью о том, что у любви моих родителей нет могилы? У всего есть могила! Я не допущу! Он не должен узнать!" – мысленно я поклялся, что сделаю все, но сохраню это место, хоть и не был уверен в том, что удастся сдержать обещание, однако не попытаться я не мог.
С тяжестью в сердце, но решительностью в душе я лег в ту ночь спать, а утром продолжил прощание с домом. В сад я старался больше не выходить.
Меня подогревала мысль: "Если Винченцо будет думать, что мне дорог только дом, есть шанс, что он не тронет сад."
Упросить его оставить все, как есть, я даже не надеялся.
Словно читая молитву в ожидании утраты, я бродил по дому, мысленно готовясь к расставанию с родным гнездом. Каждое прикосновение к нему пробуждало во мне теплые и грустные одновременно воспоминания о людях, о событиях, о пережитом в его стенах. Покинуть дом было сродни прыжку с высокого дерева, когда матери-птицы учат своих птенцов летать, только вот не мамины ласковые руки заставляли меня прыгнуть, а залезший поживиться оставленными без присмотра яйцами хорек. Наверно, к такому просто невозможно подготовится. Так и я не мог расстаться со знакомыми с детства стенами.
Дом представлял собой прямоугольное трехуровневое здание, построенное в античном стиле начала XV века с полукруглыми арками и ордерами , отделанное светлым камнем, с замкнутым квадратным внутренним двором и черепичной крышей с небольшим уклоном и сильно выдающимся вперед карнизом. Окна первого этажа прикрывали решетки, так как дом хранил в себе множество дорогих и старинных вещей. Изнутри же он был довольно прост. Прямоугольные комнаты, идущие цепочкой вдоль основного фасада, на нижнем уровне имели более высокие потолки, нежели на верхних этажах. Нижние помещения и комнаты перекрывались сомкнутыми, напоминающими монастырские, сводами , которые в столовой, гостиной, а также парадной зале, предназначенной для больших приемов, украшали росписи и орнамент из гипса. Высокие стены покрывали дубовые филенчатые панели, а в парадной зале и столовой фрески с мотивами виноградной лозы. В гостиной на стенах было развешано множество картин с изображением предков Алигьери, а также имелся огромный гербовый гобелен с орнаментальным обрамлением.
На втором и третьем этажах, а так же в кабинете отца, потолки были деревянные подшивные, а все двери украшали наличники с треугольными фронтончиками.
Полы были отделаны плиткой с геометрическим повторяющимся орнаментальным рисунком, по большей части с простой шахматной разбивкой.