История любви

Дженни как-то уже говорила мне, что ее воспитывал отец, у которого была своя пекарня в Крэнстоне, штат Род-Айленд. Его жена погибла в автомобильной катастрофе, когда Дженни была совсем маленькой. После этого отец – во всех других отношениях «отличный парень», как она сама говорила, – стал ужасно суеверен и запретил Дженни, единственному ребенку в семье, водить машину. Соответственно, получить права девушка тоже не могла. Ух, сколько крови это ей попортило в старших классах, когда она стала брать уроки фортепиано в Провиденсе. Зато в долгих автобусных поездках Джен успела прочесть всего Пруста.

– Так как ты к своему обращаешься?

Я задумался настолько, что даже не понял ее вопроса.

– К своему чему?

– Как ты называешь своего предка?

Я ответил ей, обозначив его именно так, как мне всегда этого хотелось:

– Сукин сын.

– Ты говоришь ему это прямо в лицо? – изумилась она.

– Он никогда не показывает свое лицо.

– Он что, носит маску?

– Можно и так сказать. Каменную.

– Да ладно! Он, должно быть, ужасно тобой гордится. Ты же выдающийся спортсмен.

Я взглянул на Дженни и понял, что должен рассказать ей кое-что.

– И он тоже учился в Гарварде и тоже был знаменитым спортсменом, Дженни.

– Круче чемпиона Лиги Плюща?

Мне было приятно, что она так высоко ценит мои спортивные достижения, но, к сожалению, пришлось спуститься с небес на землю и поведать ей об отце.

– Он участвовал в Олимпийских играх в 1928 году. Одиночная гребля.

– Вот это да, – ответила Дженни. – И победил, что ли?

– Нет, – сказал я. Думаю, она заметила – осознание того, что мой отец пришел к финишу шестым, сразу подняло мне настроение.

Какое-то время мы помолчали.

– И все-таки почему ты называешь его сукин сын? Что он такого сделал? – спросила Дженни.

– Заставляет меня, – ответил я.

– Прости, я не поняла…

– Он меня заставляет, – повторил я. Дженни настолько округлила глаза, что они стали похожи на блюдца.

– У вас что, инцест?!

– Оставь свои семейные проблемы при себе, Джен. Мне хватает собственных.

– Каких, Оливер? Что именно он тебя заставляет делать? – поинтересовалась она.

– Он заставляет меня делать «правильные вещи».

– А что неправильного в правильных вещах? – обрадовалась Дженни собственному каламбуру.

И тогда я рассказал ей, как противно ощущать, что появился на свет исключительно для продолжения семейных традиций Барреттов, да она и сама могла заметить, как меня передергивает, когда я вижу порядковый номер около своей фамилии. К тому же у отца есть определенная квота академических успехов, которые я, по его мнению, должен показывать в течение каждого семестра. Да в гробу я их видал!

– Ну, конечно, – с нескрываемым сарказмом сказала Дженни. – Я уже заметила, как тебе не нравится получать высшие оценки и играть за сборную…

– Терпеть не могу его за то, что требует от меня только успехов. – Все то, что меня угнетало, но о чем я никому не говорил, я в тот момент ушатом вылил на Дженни. И хотя я готов был от стыда сквозь землю провалиться, Дженни должна была это знать.

– Он просто вызывающе бездушен: что бы я ни сделал, все принимает как должное.

– Но он же занятой человек, директор банков и все такое прочее?

– О боже, Дженни, ты-то на чьей стороне?

– Это что, война? – спросила она.

– Вот именно, – ответил я.

– Но это же просто смехотворно, Оливер.

Судя по всему, мои аргументы не показались ей очень уж убедительными. Тогда я впервые заподозрил, что в глубине души мы с ней очень разные. Несмотря на то что три с половиной года моей учебы в Гарварде, а ее – в Рэдклиффе сделали из нас остроумных забияк, которых традиционно поставляют данные учебные заведения, Дженни отчаянно не хотела признавать, что у моего отца нет сердца. Она изо всех сил цеплялась за какой-то уж совсем устаревший миф, согласно которому все отцы любят собственных детей. Вероятно, в ней говорили итальянские корни, но в этом отношении она оказалась совершенно непрошибаемой.

И все же я попытался переубедить мою возлюбленную и привел в пример наш с отцом «разговор» после того матча. Это действительно произвело впечатление. Только совсем не то, на какое я рассчитывал, черт возьми!

– Значит, ради какого-то несчастного матча он приехал аж в Итаку?

Я пытался объяснить ей, что мой отец был обычной пустышкой – внешний лоск и никакого содержания. Но она прямо-таки зациклилась на том, что он проделал такой большой путь ради столь незначительного спортивного события.

– Слушай, Дженни, давай забудем об этом.

– Слава богу, хоть один комплекс у тебя есть, – ответила она. – А то я уже начала бояться, что ты идеальный.

– Вот как? А ты у нас, значит, идеальная?

– Конечно, нет, Преппи. Иначе я бы с тобой не встречалась.

Ну вот, опять она за свое.

5

Мне, пожалуй, стоит рассказать о наших отношениях в физическом смысле.