– Я думаю точно так же, – тут же поддержала его Люсинда, уже вставая с места. – Я поеду с вами.
– Что-о-о? – воскликнула Элизабет.
– Что? Зачем? – повторил Джейк с изумлением.
– Потому что выбрать хороших служанок лучше всего может женщина. Далеко нам ехать?
Если б Элизабет не была так потрясена, она бы расхохоталась, увидя выражение лица Джейка Уайли.
– Мы можем вернуться к концу дня, если в деревне кто-нибудь возьмется за эту работу. Но я…
– Тогда нам лучше всего отправляться.
Люсинда замолчала и повернулась к Яну, смерила его внимательным оценивающим взглядом, затем посмотрела на Элизабет. Ее взгляд ясно говорил: «Доверьтесь мне и не спорьте», вслух же сказала:
– Элизабет, если вы будете так добры и извините нас, я бы хотела сказать пару слов мистеру Торнтону наедине.
Элизабет ничего не оставалось, как подняться и выйти за дверь. В полнейшем недоумении уставилась она на деревья, гадая, какой фантастический план мог созреть у Люсинды, чтобы разрешить их проблемы.
В доме Ян сузившимися глазами следил за седой гарпией, уставившейся на него взглядом василиска [11]
.– Мистер Торнтон, – сказала она наконец. – Я решила, что вы – джентльмен.
Люсинда сделала это заявление с видом королевы, дарующей звание рыцаря незначительному, возможно, недостойному смерду. Заинтересованный и одновременно рассерженный, Ян прислонился бедром к столу, ожидая объяснения, думая, какую игру она ведет, оставляя здесь Элизабет одну без присмотра.
– Не оставляйте меня в неведении, – сказал он холодно, – что я сделал такого, что заслужил ваше доброе мнение?
– Абсолютно ничего, – без колебаний ответила дуэнья. – Я полагаюсь в своем решении на собственную прекрасную интуицию и на тот факт, что вы родились джентльменом.
– Что привело вас к такой мысли? – осведомился он со скучающим видом.
– Я не глупа. Я знакома с вашим дедом, герцогом Стэнхоупом, и была среди домочадцев его племянницы, когда самовольный брак ваших родителей вызвал столько шума. Другие, менее информированные лица, могут лишь строить догадки о вашем происхождении, но не я. Это видно по вашему лицу, росту, голосу, даже по манерам. Вы – его внук.
Ян привык, что англичане вглядывались осторожно в его черты и в редких случаях задавали один или два вопроса на пробу; он знал, что они гадали, обсуждали и перешептывались между собой, но это был первый раз, когда кто-то имел наглость сказать ему, кто он такой. Сдерживая нарастающий гнев, Ян ответил тоном, в котором слышался намек на то, что она заблуждается:
– Если вы так говорите, значит, это правда.
– Это как раз тот снисходительный тон, каким бы сказал ваш дедушка, – сообщила дуэнья с оттенком торжества и удовольствия. – Однако это к делу не относится.
– Могу я спросить, в чем дело? – нетерпеливо отрезал он.
– Конечно, можете, – сказала Люсинда, отчаянно ища способ натолкнуть его на воспоминания о том, что когда-то он желал Элизабет, и пробудить его совесть. – Дело в том, что я хорошо осведомлена обо всем, что произошло между вами и Элизабет, когда вы были вместе прошлый раз. Я, однако, – величественно заявила она, – не склонна возложить вину за ваше поведение на недостатки характера, это скорее всего недостаток здравого смысла. – Он поднял брови, но ничего не сказал. Приняв его молчание за согласие, Люсинда многозначительно повторила: – Недостаток здравого смысла с обеих сторон.
– В самом деле? – спросил Ян, растягивая слова.
– Конечно, – ответила она, протягивая руку и стирая пыль со спинки стула, затем потерла пальцы и неодобрительно поморщилась. – Что еще, кроме недостатка здравого смысла, могло заставить семнадцатилетнюю девушку броситься на защиту игрока с дурной репутацией и навлечь на себя за это всеобщее осуждение.
– В самом деле, что? – спросил он с растущим раздражением.
Люсинда вытерла руки, избегая его взгляда.
– Разве может кто-нибудь знать, кроме вас и ее? Без сомнения, та же причина побудила Элизабет остаться в лесном домике, а не уйти оттуда в ту же минуту, когда она обнаружила ваше присутствие. – Довольная, что сделала на этот счет все, что смогла, дуэнья снова заговорила резко, тоном более естественным и поэтому более убедительным. – В любом случае, с тех пор много воды утекло. Элизабет дорого заплатила за безрассудство, и правильно, и пусть сейчас она в ужасном положении из-за этого, что тоже справедливо.
Люсинда мысленно улыбнулась, когда глаза у него сузились, как она надеялась, от чувства вины или по крайней мере интереса. Но следующие его слова лишили ее этой надежды.
– Мадам, я не могу потратить весь день на бесцельные разговоры. Если у вас есть что сказать, говорите, и покончим с этим.