История любви одного парня (ЛП)

вспышку не только эгоцентричной девчонки. Когда мы решили переехать сюда, мои родители

усадили ее и дали четко понять, что ее осмотрительность – это все. Даже я заметил мамину

панику, когда она пыталась объяснить Хейли, что раскрытие меня в приступе гнева, повлечет за

собой катастрофу. Остальной мир не будет всегда таким понимающим, в каком росли мы,

особенно здесь в Прово.

Нагнувшись, чтобы подобрать оставшуюся одежду, я вспоминаю, что Хейли и Лиззи в

одном классе.

– Я увижусь сегодня с Лиззи. И передам ей от тебя привет.

Хейли морщит свой нос.

Я смеюсь, убирая футболки обратно в ящик и развешивая остальное.

– Ты удивишься, когда узнаешь, что они все такие.

Хейли перекатывается на спину и стонет.

– Она постоянно улыбается и здоровается со всеми в коридоре.

– Что за чудовище.

– Как кто– то может быть таким счастливым будучи мормоном? – в ее словах, впервые, я

слышу нашу слепую предвзятость. – Я бы захотела убиться.

Я ни разу не встречался с Лиззи, но ощущаю по отношению к ней желание защитить, в

любом случае.

– Ты похожа на невежественную тупицу.

Заметив мой телефон, заряжающийся на тумбочке, она поднимает его и вводит пароль.

– Сомневаюсь, что она будет счастлива, если узнает, что ты хочешь залезть в штаны ее

брата.

– Заткнись, Хейли.

– Что? Ты думаешь, они все равно бы пригласили тебя на ужин, если бы знали? Для них

ты дьявол, пытающийся заманить их сына в ад.

– Они на самом деле не верят в ад, – отвечаю я, хватаясь за свой телефон. – Не неси

фигню.

– Ой, Себастиан подтягивает тебя и по «мормонству» тоже?

– Вообще– то, об этом мне рассказала мама. Я просто пытаюсь узнать его получше, а это

означает – понять, откуда он родом.

Хейли видит мое лицемерное поведение насквозь

– Конечно, конечно, именно это я и имела ввиду. А он поделился той частью, где они

близки к принятию однополого брака? Или что они признают, насколько жестокой и ужасной

ошибкой была конверсионная терапия? – спрашивает она вперемешку с сарказмом. – Он не

осознает по волшебству, что ты нравишься ему больше чем Бог, или Иисус, или Джозеф Смит.

Это плохая идея.

Ее слова ударяют чем– то уязвимым по моей груди. Я срываюсь, вырываю телефон из ее

рук.

– Дура.

***

Дом Себастиана не менее устрашающий во второй раз. Снаружи можно рассказать все, что

нужно о семье, которая живет внутри: он белый и опрятный, скрупулезно поддерживаемый, но не

чересчур. Он выглядит радушным и безопасным, но и еще как будто я могу облажаться в чем– то,

сломать что– то, оставить отпечатки где– нибудь…возможно, например, на их старшем сыне.

Внедорожник Бразеров стоит внутри открытого гаража, и новенький Lexus припаркован

дальше. Он, должно быть, принадлежит бабушке и дедушке. Я вижу свое отражение в окне с

пассажирской стороны, когда прохожу мимо, и напряжение в моей нервной системе удваивается.

Как я выдержу ужин в самой строго– консервативной семье в Прово, не выставив себя

влюбленным дурачком, каким являюсь?

Возможно, Хейли была права: Это, действительно, плохая идея.

Я подбираюсь перед тем, как нажать на дверной звонок. Он эхом раздается по дому, перед

тем, как внутри слышится голос Себастиана:

– Я открою!

Дрожь волнения толчком заводится в моей груди.

Дверь распахивается, и его вид вытягивает весь кислород, который есть на крыльце. Я не

видел его с занятий, когда все было странно и молчаливо. Он тогда не смотрел на меня, но

определенно смотрит на меня сейчас. Каждый нейрон в моем мозгу, который переживал должен

ли я идти или нет, расплавился в серой материи.

Закрывая за собой дверь, Себастиан выходит на крыльцо. Он в брюках и накрахмаленной

белой рубашке, которая не застегнута у воротничка. Я вижу гладкое горло и ключицы, и намек на

его грудь тоже имеется. Во рту собирается слюна.

Интересно, у него был галстук? Он снял его ради меня?

– Спасибо, что пришел, – произносит он.

Отчаяние берет верх над моим пульсом, и мысль о том, что я сделаю что– то, из– за чего

потеряю все, вонзается болезненным лезвием в мои ребра. Я хочу сразу же заверить его, что

планирую переписать всю свою книгу, но вместо этого выдаю:

– Спасибо за приглашение.

– Хорошо, – говорит он, делая шаг вперед и указывая на дверь.– Ну, это, возможно, будет

скучно. Я просто хочу сразу же предупредить тебя. И прошу прощения, если они начнут говорить

о церковных делах, – он вжимает одну руку в свои волосы, что заставляет меня вспомнить о том,

как это ощущалось тогда на горе. – Это никак не изменить.

– Шутишь? Посмотри на меня. Я обожаю церковные дела.

Он смеется.

– Ну, конечно, – глубоко вдохнув, он приглаживает свои волосы, поправляет рубашку и

тянется к дверной ручке.

Я останавливаю его своей ладонью.

– Это все странно, или только дело во мне?

Я понимаю, что выуживаю какой– то знак того, что он помнит, чем мы занимались, что

ему понравилось это.

Его ответ делает всю мою проклятую неделю: