История Лизи

Скотт отверг бы и предложенную «Экспресс-почту», и «Федерал экспресс», полагая, что все это – лишние расходы. Насчет корреспонденции спешки никакой не было: когда придет, тогда он ее и получит. Когда дело касалось его романов, он как раз задержек с рецензиями не любил, предпочитал как можно быстрее их увидеть, а вот для статей о его публичных выступлениях обычная почта очень даже годилась. Поскольку «Кабинет» был его личным адресом, Лизи осознала, что она и не могла видеть всю эту корреспонденцию. А как только журналы оказывались здесь… эти просторные, хорошо освещенные комнаты были творческой игровой площадкой Скотта – не ее, клубом одного мальчика, где он писал свои истории, слушал свою музыку так громко, как ему того хотелось, в специальной комнате со звукоизолирующими стенами, которую он называл «Моя палата для буйных». На двери в рабочие апартаменты не висела табличка «НЕ ВХОДИТЬ», Лизи часто бывала там при жизни мужа, и Скотт всегда радовался ее приходу, но потребовалась Аманда, чтобы понять, что именно пряталось в животе книгозмеи, спящей у южной стены. Вспыльчивая Аманда, подозрительная Аманда, психически неуравновешенная Аманда, которая в какой-то момент пришла к выводу, что ее дом сгорит дотла, если она не будет класть в печку три кленовых полешка, не больше и не меньше. Аманда, которая трижды поворачивалась через левое плечо на крыльце, перед тем как вернуться в дом, если что-то там забывала. Посмотрите на все это (или послушайте, как она считает возвратно-поступательные движения руки, когда чистит зубы) и вы тут же внесете Аманду в список чокнутых старушек, а кто-то еще и выпишет ей золофт или прозак. Но без помощи Анды смогла бы маленькая Лизи понять, что в рабочих апартаментах хранятся сотни фотографий ее покойного мужа, дожидающиеся, когда кто-нибудь на них глянет? Сотни воспоминаний, которые могли ожить. И в большинстве своем они были бы куда более приятными, чем связанное с Дэшмайлом, этим трусливым южанином…

– Прекрати, – пробормотала она. – Сейчас же прекрати, Лиза Дебушер Лэндон, расслабься и выброси из головы.

Но, вероятно, к этому она еще не была готова, потому что встала, пересекла комнату и опустилась на колени перед книгами. Правая рука вытянулась перед ней, словно по воле какого-то мага, и пальцы сжались на томе с надписью «У-Тенн Нашвилл. Обзор событий 1988» на корешке. Сердце учащенно билось, но не от волнения, а от страха. Разум мог сказать сердцу, что все это произошло восемнадцать лет назад, но в сфере эмоций сердце вело свой отсчет. Волосы у безумца были такими светлыми, что казались белыми. Этот безумец готовился к защите диплома, то есть в чем-то ума ему вполне хватало. На следующий день после выстрелов (когда состояние Скотта изменилось с критического на стабильно тяжелое), она спросила мужа, сказал ли этот выпускник-безумец, почему он это сделал, и Скотт прошептал в ответ, что не знает, могут ли безумцы что-либо делать по какой-то причине. Сделать что-то ради чего-то – это героический акт, акт воли, а у безумцев с волей не очень… или она думает иначе?

– Я не знаю, Скотт. Я над этим подумаю.

Не собираясь думать. Не испытывая никакого желания думать об этом без крайней на то необходимости. Что касается Лизи, она с радостью позволила бы этому блондинистому психу с маленьким револьвером присоединиться ко всему тому, что она успешно забыла после того, как встретилась со Скоттом.

– Жарко, там было жарко?

Лежащий на больничной койке, бледный, еще слишком бледный, но уже с начавшим возвращаться привычным цветом лица. Рассеянный взгляд, разговор ни о чем. И Лизи Нынешняя, Лизи Одинокая, вдова Лэндон, задрожала всем телом.

– Он не помнил, – прошептала она.

Она почти не сомневалась, что не помнил. Ничего не помнил о том, как упал на мостовую, и они оба думали, что ему уже никогда не подняться. О том, что умирал, и эти мгновения могли стать последними в их совместной жизни, а ведь еще хотелось так много сказать друг другу. Невролог, которому она, набравшись храбрости, задала свои вопросы, ответил, что такая забывчивость в порядке вещей. Люди, приходя в себя после травматического события, часто обнаруживают, что этот период на пленке их памяти засвечен. Иногда отдельные фрагменты и образы всплывают на поверхность через годы и даже десятилетия. Эту особенность человеческого разума невролог назвал защитным механизмом.

Лизи такое объяснение показалось логичным.

Из больницы она сразу вернулась в мотель, в котором они остановились. Номер им дали не очень, окна во двор, с видом на дощатый забор, звуковой фон – лай сотен собак, но она давно уже не обращала внимания на подобные мелочи. И уж конечно, ей не хотелось иметь ничего общего с кампусом, где стреляли в ее мужа. Как только она сбросила с ног туфли и улеглась на двуспальную кровать, в голову пришла мысль: Темнота любит его.

Это правда?

Как она могла ответить на этот вопрос, если даже не знала, о чем речь?