История магии и оккультизма

Ведьмовское угощение, кстати говоря, было одним из главных элементов шабаша, и трапезы ведьм, в отличие от полетов, без сомнения, имели место в действительности. По-видимому, ведьмы все же предпочитали являться на сборища не в наркотических грезах, а наяву, даже если для этого им приходилось идти пешком. Такое пиршество изображено на гравюре, иллюстрирующей книгу Гваццо. Мужчины и женщины сидят вперемешку с демонами за столиками, расставленными посреди поля; обнаженные рогатые слуги подают им блюда и напитки. Когда бы не пресловутые невинные младенцы в качестве одного из пунктов меню, ведьмовская трапеза почти ничем не отличалась бы от обычного сытного обеда. На стол подавали вино, мясо, масло и хлеб; иногда пиршество было поистине роскошным, если его оплачивал какой-нибудь богач (на шабаше богачи и бедняки веселились бок о бок как равные). Иногда роль Великого Мастера на шабаше исполнял какой-нибудь аристократ. Он облачался в маскарадный костюм Дьявола, тщательно скрывая свое настоящее лицо. В Шотландии Джон Фиан, глава бервикширских ведьм, даже под пыткой не пожелал выдать своего Великого Мастера — графа Босуэлла. Весьма вероятно, что последний внушал своим приверженцам антиклерикальные и революционные идеи, которых сам придерживался.

На иллюстрации из книги Молитора под заглавием «Трапеза на шабаше» мы обнаруживаем трех жен зажиточных бюргеров. Трапеза их весьма скромна и происходит in absentia diaboli[1]. Нет здесь и фантастических прислужников, и вообще, если бы не подпись под гравюрой, трудно было бы заподозрить, что перед нами — ведьмовское сборище. Однако Молитор напоминает своим читателям о том, как некий трактир внезапно наводнили злые духи, внешне неотличимые от соседей трактирщика. Они исчезли, когда святой Герман повелел им убираться прочь.

Учитывая, в какую эпоху писал Молитор свою книгу (1489 г.), ему нельзя отказать в изрядной доле скептицизма. Большинство преступлений, приписываемых ведьмам, он считает делом рук бесов. Несмотря на то, что Молитор далеко не свободен от предрассудков своего времени, он все же значительно ограничивает могущество дьявола и, тем более, ведьм. В эпилоге он приходит к следующему заключению: «Если только ученые доктора, более сведущие, нежели я, не вынесут иного мнения (коему я с готовностью подчинюсь), то дьявол ни сам, ни с помощью человека не способен возбуждать стихии и не может повредить ни человеку, ни животному. Он не может лишить мужчину способности к продолжению рода, если только Господь всемилостивейший не даст ему на то власти». Иными словами, возникает сомнение в том, следует ли наказывать ведьм за поступки, дозволенные самим Богом. В числе прочих аргументов Молитор заявляет, что шабаши происходят лишь в воображении некоторых несчастных женщин и что все эти ведьмовские сборища — лишь иллюзии!

Мнение этого скептика, поторопившегося появиться на свет, почти не нашло отклика среди просвещенных умов той эпохи. Правда, книгу Молитора многократно переиздавали, но искоренить веру в шабаши было не так-то просто. Художники с удовольствием изображали ведьм, ибо их привлекала возможность передать причудливые группы обнаженных фигур. Дюрер сделал копию с эффектной гравюры Израеля ван Мехелена: четыре ведьмы готовятся к отлету на шабаш. Леонардо да Винчи нарисовал ведьму перед волшебным зеркалом. Для Ханса Бальдунга ведьмы вообще стали излюбленным предметом изображения. На одном из его рисунков, датируемом 1514 годом, шабаш ведьм представлен как буйная подготовка к пиршеству. Ведьма скачет по воздуху верхом на козле. В руках у нее ухват с горшком, полным колдовского варева. На земле сидят четыре женщины разных возрастов, а вокруг разложены всяческие «волшебные» предметы: человеческий череп и кость, лошадиный череп, несколько пар вил и т. д. К женщине средних лет ластится кошка; в руке эта женщина держит крышку от глиняного горшка, откуда вырывается зловещий пар вперемешку с жабами и прочими ингредиентами зелья, предназначенного для вызывания бурь и града. Старуха держит металлическую тарелку, на которой лежит вареное чудище — полуптица-полужаба. Слева женщина помоложе поднимает кубок. За спиной у нее кувшин; с ведьмовских вил свисает связка сосисок, которые подадут к столу после подготовительного ритуала. За всей этой «походной кухней», разместившейся, как положено, у трухлявого дерева, присматривает весело блеющий козел.

Когда ведьмы напивались допьяна, причудливо искореженный древесный ствол превращался в огромного демона и размахивал черными руками в неровном свете костра. А на рассвете он снова становился самым обычным старым деревом с изломанными ветвями, жалобно выглядывающими из густого утреннего тумана. При крике петуха ведьмы молча покидали место сборища, ибо петух — символ света и христианской бдительности. С незапамятных времен петух считался противником злых духов; еще древние евреи верили, что этой птице достаточно лишь взмахнуть крыльями, чтобы отогнать потусторонних визитеров. Однако это не мешало использовать петуха и в черномагических ритуалах.