История магии

Этот фрагмент является полным обобщением теологии сефирот. Царь есть Энсоф — Высшее и Абсолютное Существо. Все исходит из его центра, который находится повсюду, но это мы учитываем тремя специальными образами и в трех различных сферах. В Божественном мире, который является миром Первопричины, Царь есть первое и единственное. В мире науки, который является миром второй причины, влияние Первопричины чувствуется, но он понимается только как первая из упомянутых причин. Внутри него Царь проявляется дуадой, которая является пассивным созидающим принципом. Наконец, в третьем мире, мире форм, он показывается как совершенная форма, воплощенное Слово, высшее добро и красота, творящее совершенство. Царь есть, следовательно, в одно и то же время, и первое, и второе и третье. Он есть все во всем, центр и причина всего. Не будем говорить о гении Платона, признаем только его знание иницианта.

Считается, что наш великий апостол святой Иоанн заимствовал из философии Платона вступление к своему Евангелию. Это Платон, напротив, черпал из того же источника, что и святой Иоанн: но он не получил этого живого духа. Философия того, кто толковал величайшие человеческие откровения, могла возвысить человека Слова, но лишь Евангелие могло дать это Слово миру.

Каббала, которой Платон учил греков, получила в более поздний период наименование Теософия.[4] И в итоге она включила в себя целую магическую доктрину. К этой тайной доктрине успешно притягивались все открытия исследователей. Тенденция состояла в том, чтобы перейти от теории к практике и найти реализацию слов в делах. Опасные опыты чародейства показали науке, как она может обойтись без священничества; святилища были преданы и люди, не имевшие полномочий, сумели заставить богов говорить. По этой причине волшебство разделило участь Черной Магии, преданной анафеме и подозревалось в повторении его преступлений, потому что оно не могло оправдаться от причастности к его нечестивости. "Блаженны те, кто не видели и верили", сказал Великий Учитель.

Опыты волшебства и некромантии всегда фатальны для тех, кто присоединился к этой практике. Чтобы предстать на пороге другого мира, они заклинают смерть, которая часто следует странным и ужасным образом. Несомненно, что в присутствии определенных людей начинается волнение воздуха, деревянные брусья расщепляются, двери двигаются и скрипят. Появляются фантастические знаки, например, кровь, на чистом пергаменте или полотне. Природа этих знаков всегда одинакова и они расцениваются экспертами как дьявольские письмена. Знаки такого характера ниспосылаются волшебниками из гипнотической истерии в конвульсиях или экстазе: они верят, что эти знаки принадлежат духам, Сатане, или гению заблуждений, которые представляются им ангелами света. В качестве необходимого условия своего появления духи требуют определенного рода контактов между полами, держания руки в руке, ноги у ноги, движения лица в лицо и даже порочных объятий.

Энтузиасты одурманиваются интоксикациями: они думают, что они избраны Богом, являются провозвестниками небес и что они дали обет послушания иерархии в свете фанатизма. Подобные люди являются наследниками индийского потомства Каина, жертвами гашиша и факиров. Они не извлекают пользу из предупреждений и губят себя своими действиями и желаниями.

Чтобы возвратить в нормальное состояние таких волшебников, греческие жрецы обращались к средствам гомеопатии; они устрашали пациентов, усиливая саму болезнь, и с этой целью помещали их стать в пещере Трофония. Готовились к этому связыванием, очищением и бодрствованием; после этого пациенты помещались в пещеру и погружались в тьму. Они подвергались газовой интоксикации, подобной той, которая имеется в Собачьем Гроте близ Неаполя, и быстро приходили галлюцинации. Начинающаяся асфиксия наводила устрашающие грезы, из которых жертва со временем выходила дрожащей, бледной и со вздыбленными волосами. В таком состоянии он или она усаживались на треножник, и пророческие прорицания предвещали полное пробуждение. Такого рода эксперименты так били по нервной системе, что их субъекты не могли упоминать их без дрожи и в будущем не осмеливались заниматься вызыванием призраков. Многие из них никогда более не улыбались и не веселились; общее впечатление было столь меланхоличным, что появилась поговорка о людях, которые не могут стать простыми и приветливыми: "Он спал в пещере Трофония".