Слепы и несчастны были те инициаты Античных Мистерий, которые осмеивали осла Вифлеема, не ощущая младенца Бога, который сиял над мирными животными в яслях — младенца, появление которого стало сияющей звездой прошлого и будущего. Пока философия, побежденная бессилием, причиняла обиды победоносному христианству, отцы Церкви осознали все величие Платона и создали новую философию, основанную на живой реальности Божественного Слова, присутствующего в Его Церкви, возрожденного в каждом из ее членов и бессмертного в человечестве. Она была бы грезой гордости более высокой, чем греза о Прометее, не будь она в одно и то же время учением о пожертвовании и искуплении, человечном, потому что оно божественно и божественном, потому что оно человечно.
Глава VI. НЕКОТОРЫЕ КАББАЛИСТИЧЕСКИЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ И СВЯЩЕННЫЕ ЭМБЛЕМЫ
Следуя прямым предписаниям Спасителя, ранняя Церковь не показывала свои Святейшие Таинства, чтобы они не подвергались профанации со стороны толпы. Использование Крещения и Причастия было заслугой последующих инициации; священные книги тоже держались в тайне, их свободное изучение и, более того, толкование было оставлено священникам. Изображения были малочисленны и мало выразительны по характеру. Чувство времени удерживало от воспроизведения фигуры Христа, и изображения в катакомбах были, по большей части, Каббалистическими эмблемами. Таков Эдемский Крест из четырех рек, куда жаждущие приходили напиться; таинственная рыба Ионы часто замещалась двуглавым змием; человек, поднимающийся из сундука, напоминал изображения Осириса. Все эти аллегории в последующий период подверглись осуждению благодаря гностицизму, который использовал их неправильно, материализуя священные традиции Каббалы.
Имя гностиков не всегда отвергалось Церковью. Те отцы, учение которых соответствовало традициям св. Иоанна, часто использовали этот титул, чтобы обозначить им совершенного Христианина. Кроме великого Синезия, который был законченным Каббалистом, но, безусловно, ортодоксом, св. Ириней и св. Климент Александрийский применяли его в этом смысле. Ложные гностики восставали против иерархического порядка, стараясь унизить священную науку ее общей диффузией, подставить видение вместо понимания, личный фанатизм вместо иерархической религии и особенно мистическую вольность чувственных страстей вместо той мудрой христианской трезвости и послушания закону, которые суть мать чистых браков и спасительной умеренности.
Наведение экстаза с помощью физических средств и подмена святости сомнамбулизмом — таковы были неизменные тенденции тех сект каинитов, которые продолжали Черную Магию Индии. Церковь могла запретить их, но это не отклоняло их от цели; прискорбно, что доброе зерно науки часто страдало, когда проходил плуг, и пламя вспыхивало в полях, заросших плевелами.
Враги рода и семьи, ложные гностики надеялись достичь бесплодия, насаждая разврат: их намерением было одухотворить материю, но, в действительности, они материализовали дух, причем самым отвратительным образом. Их теология изобиловала спариванием Эонов и чувственными объятиями. Подобно Брахманам, они поклонялись смерти под символом лингама, их созданием был бесконечный онанизм и искуплением вечные аборты.
Стараясь уйти от иерархии с помощью чудес — как если бы чудо без иерархии не доказывает ничего, кроме дезорганизации и мошенничества, гностики, со времени Симона Мага, были великими мастерами чудес. Практикуя нечистые ритуалы Черной Магии вместо установленного культа, они заставляли появляться кровь вместо вина Причастия и заменяли каннибальскими причастиями мирную и чистую трапезу Небесного Агнца. Архиеретик Маркос, ученик Валентина, совершал Мессу с двумя чашами; он наливал вино в меньшую и с произнесением магических формул, большой сосуд наполнялся жидкостью, подобной крови, которая поднималась и закипала.
Он не был священником, но надеялся таким способом доказать, что Бог вложил в него чудодейственный дар. Он побуждал своих учеников совершать это чудо в его присутствии. Вместе с ним чаще всего действовали женщины, но они всегда впадали в конвульсии и исступление; Маркос вдохновлял их, вселяя в них свою манию, так что они соглашались забыть ради него и ради религии не только стыдливость, но и все приличия.
Такое вторжение женщин в священничество всегда было мечтой ложных гностиков, потому что таким уравниванием полов они вносили анархию в семью и воздвигали камень преткновения на путях общества. Истинное священничество женщин — это материнство, скромность — их главный ритуал. Это гностики отказывались понимать, или они понимали это очень хорошо и, подвергая порче священный материнский инстинкт, они разрушали барьер между ними и полной свободой их желаний.