История мангитской династии

Однако то ли эти речи не доходили до слуха эмира Даниила, то ли он боялся правителей и сыновей, — [положение в государстве не изменилось]. Поскольку в натуре у сына эмира от природы было нечто от промысла Божьего, он доложил отцу, что у него нет сил слышать и видеть насилия, которые происходят в этом государстве, и что он уйдет в медресе, чтобы заняться изучением наук. Сказав это, он отправился в медресе, занялся науками, подвергал себя мучительным испытаниям, а посещение двора насилия он сделал для себя запретным. Он вступил в круг простых людей и избрал для себя наставником одного из шейхов[120] того времени. Благодаря природным способностям, он за короткое время изучил все необходимое [по вопросам] веры, а также в достаточной мере приобщился к пути суфиев.[121] Он предельно ограничил себя в еде. Так, для своего пропитания он у своего пира[122] брал полмана пшеницы с тем, чтобы вернуть после получения зерна с наследственного [урожая].

Однажды слуга царевича, мальчик по имени Давлат, получив пшеницу, стал [тщательно] ногтями собирать просыпавшиеся зерна. В это время вышедший шейх спросил: «Кто ты такой и что тут делаешь?» Он ответил: «Я слуга царевича, пришел взять в долг пшеницы и теперь собираю просыпавшееся». Шейх был в хорошем расположении духа. Он подвалил слугу и сказал: «Выполняй работу царевича от чистого сердца, — тогда и ты, и твои потомки будете вазирами и управителями при нем и, его наследниках до тех пор, пока они будут пользоваться властью». Слуга, вернувшись, передал этот разговор царевичу. Тот [в ответ] прочел благодарственную молитву, сказав: «Да не окажутся слова моего пира ложными».

Итак, вскоре бесчинства узбеков перешли всякие границы, а бесконечные вопли народа наконец дошли до слуха эмира Данияла. Он кого-то уговорил пойти к царевичу [и сказать ему]: «Я, [мол], состарился, пусть придет и примет мое благословение. Хватит тех наук, что он уже изучил. [Пусть] в качестве наместника от моего имени решает важнейшие государственные дела и исполняет предписания шариата».

Царевич согласился при условии, что никто не должен препятствовать всему, что он самостоятельно будет делать для блага веры и государства, и прибыл во дворец отца. Он сам передавал на подпись большую часть важнейших дел, касающихся войска[123] и подданных; и в отдельных случаях, когда из-за вмешательства казия или вазира он не мог решать тот или иной вопрос, он решал дело приказом отца. Сам же он разбирал дела и жалобы народа в бухарском арке,[124] а иногда, и у себя во дворе у бухарского минарета.[125]Большую часть времени он постился, а разговлялся сухим хлебом и холодной водой. Находясь у власти, он понял, что все зло происходит в большинстве случаев из-за малодушия суждений вазира и из-за многочисленных притеснений судьи. Однажды после выполнения обязанностей, [связанных] со всеобщим приемом[126] и большим собранием во дворце, он поместил отца на трон, а сам вместе с пятью — шестью приближенными спрятался у ворот арка на тупчихона. В тот момент, когда судья Низам намеревался сесть верхом на лошадь, царевич проворно выскочил из засады и, распоров ему грудь кинжалом до пупа, отправил к праотцам. Одна нога судьи осталась в стремени, а другая на земле. Царевич приказал бросить его труп на Джилавхана[127] под ноги лошадям. В обращении к народу указывалось, что ради справедливости имущество и собственность судьи Низама должно быть разграблено. Кто бы что ни взял — [все] будет принадлежать ему.

В это время правители, сейиды, главы племен возвращались из дворца. У того, кто от природы был злым и развратным, ослаб корень жизни; и все тело охватил озноб и дрожь, когда они узнали обо всем случившемся.