Я сидела на скамейке на Севастопольской набережной, с наушником в одном ухе, уронив на колени, забытый планшет и вела свой вечный разговор с морем. Солнце клонилось к закату, отдыхающие и горожане гуляли и слушали уличных музыкантов. Шум голосов и звуки музыки, доносились до меня, словно сквозь слой ваты - основное место занимал голос моря.Ромка взял напрокат старинные ролики, вновь вошедшие в моду, как ретро-увлечение и нарезал на них с бешеной скоростью, крича на поворотах: "Мама, смотри!" Вдруг я обнаружила, что уже не одна в своём уютном пространстве. У моих ног на коленях стоял один очень знакомый синеглазый дракон: "Прости меня, Маруся, - сказал он. - Я люблю тебя больше жизни. Прошу тебя - выходи за меня замуж". Я молчала, а он всё стоял на коленях. Вокруг нас начала собираться толпа. Народ сначала молчал, а потом из толпы раздался веселый, явно подвыпивший, мужской голос: "Ой, девка, гляди, пробросаешься - вон какой красавЕц на коленях стоит!" Ему ответил женский голос: "То-то и оно, что красавец. Гулящий небось. Нагулялся и притащился прощение вымаливать. Эй, девка, гулящий он у тебя?!" "Ещё какой, гулящий!" - откликнулась я. "Гулящий, не гулящий, а пришёл ведь! И прощения просит!" - вклинился другой мужской голос. "А чего ещё говорит?" - с интересом прозвенел девичий голосок. Я фыркнула: "Люблю, говорит, замуж зовёт". Девичий голосок ахнул: "Лю-юби-ит! За-аму-уж!" "Да не тебя, дурёха!" - загоготал чей-то басок. "Прости ты его", - жалостливо сказал женский голос. "Не хочу", - насупилась я.
Тут сквозь толпу протолкался Ромка: "Мама, кто это?" В толпе охнули: "Ты чего, пацан, не видишь - отец это твой. Вы же одно лицо просто, только волосы у тебя материны". Я подтверждающе кивнула: "Да, сынок, это твой отец". На Дара было жалко смотреть. Он не отрываясь смотрел на Ромку, потом выдавил: "Сколько тебе лет?" Сын сурово ответил: "Уже шесть почти - я взрослый". В толпе притихли. "Ты чо, мужик, не знал, что у тебя сын есть?" - спросил императора какой-то морячок. Тот отрицательно помотал головой, видимо, не найдя слов. "А ты, почему не сказала?" - строго нахмурился морячок. "Не могла, - ответила я. - Он на другой в это время женился. Она богатая, молодая, красивая, знатная. А я кто? Простая севастопольская девчонка. Вот меня и попросили с жилплощади". "Ну, ты, мужик, и дерьмо!" - сплюнул морячок. Император опустил голову и снова сказал: "Прости, Маруся. И ты, сын, прости меня". "Эх, девка, - продребезжал чей-то старческий голос, - мало ли что в жизни бывает. Если любишь - прости, а не любишь - не тяни мужику душу по жилочкам, не изгаляйся". Я вздохнула и встала со скамейки: "Всё, граждане, цирк окончен. Поднимайся, Дар, идём, - потом нашла глазами Ромку: - Пойдем домой, сын".
Я привела Дара в наш с Ромкой дом. Да, мы остались с ним вдвоём в этой здоровенной пятикомнатной квартире. Моя подруга, сестра, а временами и мать - София Авдеевна умерла два месяца назад. Не думаю, что мне доведётся встретить ещё одного такого, столь необычного человека - она так радовалась, когда умирала! Она говорила: "Марусечка, если бы ты только знала, как я счастлива, что наконец ухожу. Как же я устала от этого тела, как я хочу вновь окунуться в любовь и прощение, что всех нас ждёт там. И я, наконец, увижусь с богиней!"
Я отправила Ромку в его комнату, а Дара пригласила в гостиную.
- Сколько у тебя времени? - спросила я, имея в виду те часы, что дракон может, безопасно для своей сущности, быть на Земле.
- Два часа. Я долго искал тебя.
- Зачем ты здесь? - в который раз за нашу жизнь, спросила я его.
- За тобой. Я уже всё сказал и могу повторить это сколько угодно раз.
- Мой ответ - нет.
- Ты не простишь меня?
- К чему дракону моё прощение?
- К тому, что этот дракон любит тебя, моё сокровище.
- Прости, но я больше не верю тебе. В последний раз, когда я тебе поверила, твоя прислуга выбросила меня из моих же покоев.
Он зажмурился и опустил голову:
- Я трус, Маруся. Я не захотел спорить с Советом и обменял тебя - свою любовь и радость, на этот мерзкий брак. Я струсил смотреть тебе в глаза и отправил сына, а теперь он уничтожает себя, потому что предал свою мать.
- Он твой сын. Совсем твой. Мой Егорка никогда бы так не поступил, а Гор соизмерил пользу и выгоду с матерью и решил, что польза и выгода лучше её. Ты поступаешь точно так же.
Я замолчала, молчал и Дар. Сейчас, когда он был так близко, я чувствовала его боль, стыд и раскаяние и ещё - слабенькую надежду. Потом он спросил:
- Как ты назвала нашего младшего сына?
- Роман, Ромка.
- Он ведь дракон, как он может жить здесь?
- Ромка изначальный дракон, как и остальные наши дети, а их Земля не разрушает.
- С кем он проходил свой первый оборот? - его голос звенел болью.
- Со своей старшей сестрой. Он совсем чёрный, а Сашка белоснежная - это было невероятное зрелище, Дар.
- Ему надо летать. Позволь Рому приходить на Ригор, хотя бы иногда.
- Я подумаю. Уходи, тебе пора.
В дверях он остановился и прикоснулся кончиками пальцев к моей щеке - на меня волной хлынула его нежность и желание. Потом он ушёл.