История матери

Я помню, как в первый раз после нашего знакомства пришла в дом Мэттью. Никогда мне не было так страшно. Не только потому, что было безрассудно рассчитывать на то, что я понравлюсь им, а потому, что он вырос в одном из тех домов, которыми всегда восхищалась моя мать. Она обычно кивала на них, когда мы шли на прогулку или когда их вдруг показывали по телевизору, как правило, в сериале «Чисто английское убийство». Подталкивая меня локтем в бок, она говорила: «Ох, глянь-ка, Джесс, дом с решетчатыми рамами. Как красиво!» И это было красиво. Я привыкла к тому, что люди, жившие в подобных домах, тех, что были намного больше нашего дома, должно быть, знают о жизни то, чего не знаю я. Я думала, что они умнее, элегантнее и осведомленнее. Разве не смешно, что я предполагала это просто потому, что у них больше спален, чем у нас, больше подсобок.

Дом семьи Дин был большим, в нем была квадратная кухня с фасонными шторами, висевшими на трех окнах на одинаковой высоте, большая, громоздкая плита, на которой Маргарет готовила свои знаменитые пироги для друзей и родственников, и большая доска для объявлений с прикрепленными к ней пакетиками с семенами, интересными вырезками из газет, старой фотографией и записками, написанными заглавными буквами словно для того, чтобы придать им пущей важности. За домом находился участок земли правильной прямоугольной формы, на котором располагалась стриженая полосатая лужайка, похожая на те, что можно увидеть в журналах. Его отец засеял ее специальной смесью семян, разбрасывая их из пластиковой бутылки, привязанной к своей спине. Ему явно нравилась эта рутинная работа, потому что он всегда склабился, надевая на себя сбрую и выходя через заднюю дверь. Перед домом тоже был сад с круговой подъездной дорожкой и парой обнаженных женских статуй.

«Лучшая» комната в доме использовалась только по особым случаям. На мой взгляд, это было довольно заброшенное помещение, где всегда слегка попахивало плесенью, как будто его редко проветривали. Бледные стены были увешаны фотографиями Мэттью в разном возрасте, начиная со снимка голенького младенца, который мне очень нравился, и заканчивая тем, где он гордо стоит в своей мантии в день вручения диплома. В комнате был большой камин, где рядом с поленницей стояла плетеная из лозы корзина, полная хвороста для растопки. На подлокотниках кресел в нейтральных тонах лежали сложенные шотландские пледы, а на кофейном столике аккуратной стопкой были сложены экземпляры журнала «Дома и сады».

Я знаю, что Маргарет считала, что у нее безупречный вкус, но мне все показалось слегка устаревшим, старомодным. Во всех комнатах висели пятирожковые люстры с лампочками в виде свечей, напоминавшие мне освещение, которое можно увидеть в пабе, хотя я никогда не говорила ей об этом.

У его отца была просторная мастерская в углу сада, где он делал рамки для фотографий и мастерил «всякую всячину», я думаю, это был предлог для того, чтобы спрятаться от Маргарет. Мэттью сказал, что у него где-то там был стул и радиоприемник, в сезон постоянно настроенный на соревнования по крикету. Мне всегда казалось странным, что, живя в таком большом доме, Энтони приходилось искать убежища в своем необыкновенном сарае, тогда как мои родители, жившие в тесноте, были счастливы, всегда находясь рядом, неразлейвода, как любила говорить моя бабушка.

Я помню, как мы с Мэттью, однажды приехав к его родителям на праздничный ужин, услышали, как Маргарет кричит отцу Мэтта: «Эй, Энтони, живее, живее!», – указывая на бутылки с вином, как будто он был официантом. Я не могла поверить, что она разговаривает с ним таким тоном. Энтони вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал ей: «Да, сэр! Я понял! Сию минуту, сэр!» Потом, словно не замечая нас с Мэттью, он начал препираться с ней. Я не знала, куда деть глаза. «Ох, не начинай!» – застонала она. Мэтт, привычный к таким сценам, просто улыбался, но я посчитала это неприличным. Мне казалось, что я смотрю театральную пьесу, не переставая думать о том, как повела бы себя в таком случае моя мать. Они с отцом редко бранились, а эти люди орали во всю глотку и сквернословили в моем присутствии. С одной стороны, мне хотелось позвонить маме и сказать ей, что сам факт того, что люди живут в особняке с решетчатыми рамами, еще не означает, что они умеют ладить друг с другом, а с другой – я ничего не хотела рассказывать, чтобы не разрушать ее мечту. Я держала Мэттью за руку, пока перебранка шла своим чередом. И я поняла, что хочу, чтобы у нас все было по-другому, лучше. Я поклялась, что мы никогда не будем спорить или ссориться, как они. По крайней мере, именно так я думала.

7