История Меланхолии

Скажем так: физические проявления меланхолии принимают форму, которую предлагает соответствующее время. Начиная с античных теорий о взаимодействии жидкостей организма и кончая современным когнитивным подходом, все научные модели во все времена влияли на восприятие действительности конкретным человеком²⁷. Иными словами, есть связь между тем, как меланхолия описывается учеными и как она переживается (и наоборот — между тем, как она переживается и как затем осмысливается в научных кругах). Ян Хакинг назвал это «эффектом петли» (looping effect)²⁸. В XVII веке медицина считала чувства телесным проявлением: якобы они вызываются жидкостями, которые кипят и бурлят в организме, стремясь вырваться наружу. Это движение, как пишет Левинус Лемниус в трактате «Тайные чудеса природы» (Occulta naturae miracula, 1559), может привести к изменениям тела, к тому, что оно «становится другим»²⁹.

Более специфическое объяснение меланхолии предлагает теория черной желчи и изучение двух чувств, неразрывно связанных с этим состоянием: отчаяния и ужаса. Барлеусу казалось, будто его тело погружается в поток черных паров и растворяется в нем. Мысль о собственной уязвимости навязчиво преследовала профессора. Отсюда представление себя самого в виде стекла, масла, глины, соломы, то есть веществ, отличающихся непрочностью, мягкостью, готовых в любую минуту треснуть, растаять или сгореть. Сходные галлюцинации посещали тогда многих меланхоликов, причем имеющиеся свидетельства относятся не только к XVII, но и к XVIII веку³⁰. Когда Линней рассказывает о людях, которым иллюзия собственной хрупкости и непрочности мешает вести нормальную жизнь, трудно понять, говорит ли он со слов очевидцев или описывает собственные переживания³¹.

Выясняется, таким образом, что переживания заразны. Ведь меланхолия, как доминантная структура чувств, во времена Барлеуса постоянно была на виду. В Англии наибольшую популярность приобрела суицидальная форма меланхолии, что видно из краткого комментария современника: «Не проходит и недели, чтобы кто-нибудь не повесился, не утопился в Темзе, не перерезал себе горло или не размозжил череп пулей». Свидетельства самих меланхоликов не могут не вызвать глубокого сочувствия: «Я испытываю ужас, ложась в кровать, и просыпаюсь в отчаянии»³². А вот отрывок из книги английского сатирика Сэмюэла Батлера:

«В голове неразбериха, кажется, будто это дом, осажденный злыми духами и призраками, которые пытаются изгнать оттуда всех и вся, оставив после себя гибель и запустение. Сон и явь переплетаются, их уже не отличишь друг от друга. <...> Газы и испарения затуманили и затянули дымкой мозг, который теперь напоминает черную от гари комнату, и не способен к принятию решений, и не знает, что правда, а что нет. Душа копошится в теле, как крот во мраке, и выбрасывает наружу плоды собственного воображения. <...> Кажется, будто ты из стекла, и можешь в любой миг разбиться на части. Каждая мысль, пришедшая в голову, застревает там, словно гвоздь, и чем больше ее обдумываешь, поворачивая и так, и эдак, тем глубже она застревает»³³.

Хотя многое из сказанного узнаваемо — страх, неуверенность, навязчивые мысли — форма и содержание меланхолии XVII-XVIII веков лишь приблизительно могут быть переданы в современных категориях. Бездонный страх и повторяющиеся случаи сравнения себя со стеклом, видимо, отражают некий особый страх перед концом бытия. Он вызван апокалипсическими настроениями того времени, ожиданием глобальных несчастий и катастроф: небо рухнет на землю, земля расколется, воды выйдут из берегов. Черная меланхолия выстраивает из видений целый мир — меланхолический театр ужасов. Видения, связанные с собственным телом, находятся на грани психоза: человеку представляется, что у него отвалилась голова, усохла и сжалась кожа, тело разорвалось на мелкие кусочки или растворилось в воде³⁴. Не исключено, однако, что мы чересчур драматизируем переживания прошлого. Возможно, в то время страх быть разрубленным на части или обезглавленным был так же обычен, как сейчас — различные фобии и навязчивые идеи, такие, например, как боязнь заразиться, отравиться, задохнуться или облучиться. Врачи относились к страхам как к чему-то вполне конкретному. Они не спорили с пациентом, а следовали за его симптомами и порой действовали довольно жестко. «Коли страждущий поведает, что в теле его поселился зверь неведомый, следует дать ему снадобье, кое убьет воображаемого зверя. Ежели представит кто свое тело стеклянным, следует показать ему груду осколков, кои будто бы остались от его членов»³⁵.

Прибавьте к этому прочие симптомы, такие как брюзгливость, перепады настроения и постоянный голод. «Меланхолики, — пишет Линней, — прожорливы, как собаки»³⁶.

При всем этом меланхолия вызывала почти восхищение.