История мира в 10 1/2 главах

Тосты, мармелад — вообразите их себе сами, попытайтесь нарисовать их подобие в своих мечтах. Но вот о чайнике я расскажу непременно. Чай, конечно, был замечательный, будто с личных плантаций какого-нибудь раджи. А что до чайника… Когда-то, несколько лет тому назад, я ездил в Париж по турпутевке, в стоимость которой включались все расходы. Я отбился от остальных и забрел туда, где живут настоящие богачи. Во всяком случае, туда, где они едят и делают покупки. На углу улицы я заметил кафе. Оно выглядело не особенно шикарным, и я уже было собрался зайти к ним перекусить. Но не зашел, потому что увидел там посетителя — он сидел за столиком и пил чай. Когда он наливал себе очередную чашку, я обратил внимание на одну мелочь, показавшуюся мне чуть ли не квинтэссенцией роскоши: его чайник был снабжен ситечком, прикрепленным к носику тремя изящными серебряными цепочками. Когда этот человек наклонил посудину, чтобы налить себе чаю, ситечко тоже отклонилось, и струя из носика попала как раз туда, куда надо. Мне трудно было поверить, что когда-то человеческая мысль всерьез занялась проблемой, как избавить этого гоняющего чаи джентльмена от непосильного труда держать обычное ситечко свободной рукой. Я покинул это место, испытывая нечто вроде праведного негодования. Теперь на моем подносе стоял чайник из фешенебельного французского кафе. Ситечко было подвешено к его носику на трех серебряных цепочках. И я вдруг понял, в чем тут соль.

После завтрака я поставил поднос на столик рядом с кроватью и отправился к шкафу. Там была вся моя любимая одежда. Спортивная куртка, которая не разонравилась мне и после того, как знакомые стали говорить, вот странная штука, ты что, на барахолке ее купил, еще лет двадцать, и она опять будет в моде. Те самые плисовые штаны, которые моя жена выбросила, потому что они безнадежно протерлись на заду; но кто-то все-таки умудрился зачинить их, и они стали почти как новые, хотя и не настолько, чтобы чувствовать себя в них неуютно. Мои рубашки приветливо простирали ко мне рукава, да оно и понятно, ведь их в жизни так не баловали: каждая на своих персональных плечиках, обтянутых вельветом. Тут были ботинки, о кончине которых я сожалел; заново заштопанные носки; галстуки, виденные мной на витринах. Пожалуй, вы бы такому гардеробу не позавидовали, но дело было не в этом. Он вселил в меня уверенность. Теперь я опять стану самим собой. Более чем самим собой.

Рядом с моей кроватью висел шнурок с кисточкой — видимо, звонок, который я сразу не приметил. Я дернул за него, потом вдруг слегка застеснялся и снова нырнул под простыни. Когда появилась моя сестричка-стюардесса, я похлопал себя по животу и произнес:

— Знаете, я бы и еще разок съел то же самое.

— Ничего удивительного, — ответила она. — Я так и думала, что вы это скажете.

Я провалялся в постели весь день. У меня был завтрак на завтрак, завтрак на ленч и завтрак на обед. Я был доволен. О ленче я позабочусь на следующий день. Вернее, на следующий день мне не надо будет заботиться о ленче. На следующий день мне ни о чем не надо будет заботиться. Между завтраком-ленчем и завтраком-обедом (выдумка с ситечком начинала мне по-настоящему нравиться — пока наливаешь, свободной рукой можно есть булочку) я как следует поспал. Потом принял душ. Можно было залезть в ванну, но мне сдается, что за свою жизнь я просидел в ванне не один десяток лет, поэтому я выбрал душ. Я обнаружил стеганый халат, на нагрудном кармане которого были золотой тесьмой вышиты мои инициалы. Сидел он хорошо, но буквы как-то уж слишком лезли в глаза. Не для того я сюда попал, чтобы залупаться, как кинозвезда. Когда я смотрел на эти золотые завитушки, они вдруг исчезли. Я мигнул, а потом гляжу — их уже нет. С обычным карманом халат стал гораздо удобней.

На следующий день я проснулся и снова позавтракал. Этот завтрак оказался не хуже трех предыдущих. Проблема завтрака явно была решена.

Когда Бригитта пришла за подносом, она спросила:

— Как насчет шоппинга?

— То, что надо. — Она словно прочла мои мысли.

— Пойдете в магазин сами или займетесь этим тут?

— Сам пойду, — сказал я; по правде говоря, я не совсем ее понял.

— Отлично.

Мой шурин как-то провел десять дней во Флориде. Вернувшись, он сказал: «Когда я помру, не надо мне вашего рая — дайте мне походить по американским магазинам». На это, второе утро я начал понимать, что он имел в виду.