История моего брата

Я так и чувствовал себя – будто меня катком раскатали. День за днем я продолжал превращаться в животное. Все естественные потребности я справлял в одном из углов камеры. Сначала из угла жутко воняло, потом запах стал меньше, а потом я и вовсе перестал его замечать. Однажды, когда вновь принесли поднос, я взял его и подошел к тускло мерцающей лампочке. Поднос был металлическим. В нем мне удалось разглядеть привидение с бледным лицом и отросшей бородой.

Лампочка была в железной сетке. Первые дни я пытался разбить ее, чтобы осколками перерезать себе вены, однако железная сетка оказалась такой мелкой и прочной, что все мои потуги пропали даром.

«Как меня зовут? – думал я. – Какое у меня имя? Какая у меня фамилия? Кто я? Неужели у меня в самом деле есть возлюбленная по имени Ольга, или вся прошлая жизнь – плод фантазий больного ума? Да-да, конечно же, все реально! Совсем как пьющие минареты в Стамбуле! А если ничего не было? А если все это – Борисов, Ольга, Людмила – существовало только в моей голове?»

Однажды я подошел к чертовой стене, которая не спускала с меня глаз, и начал с силой тереть по ее щербатой поверхности указательным пальцем. Кожа на пальце постепенно истончилась, а потом лопнула, и из ранки потекла кровь. Кровью я написал на стене огромными буквами ОЛЬГА. Меня охватило ощущение бесконечной радости и спокойствия. Мне начали нравиться мои душевные страдания и даже боль стертого пальца. Потому что боль напоминала мне, что я человек. Я сидел на лежанке и, глядя на слово ОЛЬГА, пытался оживить ее образ перед глазами. Это помогло мне победить стену. Стена сдалась. Теперь она была просто обычной, грязной, гадкой стеной, она больше не смотрела на меня и не следила за мной.

Приносили еду, я ел, спал на лежанке, справлял нужду в углу, потом вновь приносили еду, и я ел, спал, справлял нужду, затем опять приносили еду, опять я ел, опять спал и опять справлял нужду. А потом еще, и еще, и снова, и опять… Не знаю, месяцы прошли так или годы… Волосы у меня доросли до плеч, а борода – до груди. Волосы и борода были единственными моими инструментами измерения времени».

Глаза девушки все чаще закрывались. Я понял – она вот-вот уснет. Отчего-то мне вспомнились слова старинной турецкой народной песни, которую пела мне бабушка:

Средь высоких гор ее сон сморил,
Кареглазой красавице глаза закрыл.

У этой девушки глаза были черными, но сон ее все-таки сморил. Значит, рассказ о Мехмеде мы окончим завтра, но нет! С нечеловеческим усилием она поднимает голову, встает, говорит: «Одну минуточку, пожалуйста!», идет в ванную, там умывает лицо, вновь садится в кресло передо мной. Решительная и уверенная в себе, глаза широко раскрыты.

На работе я сообщаю, что собираюсь уволиться. После произошедшего я не нахожу в себе сил работать дальше. Начальство идет навстречу. Мне выплачивают все возможные пособия по увольнению и выходное пособие за все прошедшие годы.

Я продаю все, что у меня есть. Откладываю деньги, которых будет хватать на жизнь до тех пор, пока я не достигну пенсионного возраста, и которых достаточно для погашения пенсионных взносов. Хотя пока я еще не пенсионер, мысленно я себя уже причисляю к пенсионерам. Я начинаю новую жизнь в качестве бывшего строительного инженера Ахмеда Арслана, пенсионера.

На оставшиеся свободные деньги я покупаю подержанный автомобиль и начинаю на нем объезжать окрестности Стамбула. Сначала езжу по Румелии. Затем направляюсь в сторону Шиле. Однако повсюду толпы стамбульцев, особенно по выходным.