История моего грехопадения

– Ох, и жарко ноне! – опять почти пропела Мария Васильевна и стянула своё платье через голову. На ней был чёрный лифчик и чёрные же короткие трусы. – Искупаться бы, а? Да и ты бы, Леонид, рубашку-то снял, а то вон я ненароком помадой испачкаю…

Соображение показалось мне разумным, я представил себя и её в этом наряде на светлом песчаном берегу нашей лесной речки – и несколько успокоился. Но когда мой взгляд, до того всё же более целеустремленный на стол, упал на её ноги, – я вздрогнул.

Дело было не в том, что её тело было совсем другим, нежели у Глаши, – худощавым, коричневым – а ноги в пупырышках напоминали своей худобой ноги большой куры… На обеих её ляжках была татуировка, но какая! На одной – синяя стрела вверх и надпись: «Умру за горячую… любовь!». Вообще-то надпись была более грубой и нецензурной, а на другой ноге – нарисована была такая реалистическая, и – с моей точки зрения – бесстыдная картинка, что мне стало даже тошно и нехорошо.

Вдобавок, её обнажённое плечо с крупной оспенной отметиной обжигало меня с одной стороны, а я никак не мог отодвинуться, – в противном случае я бы упал прямо на Глашу…

А у Глаши перед тем, как снова выпить, возникла новая приговорка:

– Чтоб лучше спалось, да утром не забывалось…Ты, Лёнь, не бойся, – добавила она. – Отбой был, теперь тебя до утра никто не хватится. Ну? До конца, до конца! – и она проследила за тем, чтобы мой стакан опустел…

До этого вечера я никогда не пил. Ничего, ни разу. Окосел я почти мгновенно. Эффект опьянения был неожиданным – я стал горячим, радостным и лёгким. И вдобавок, меня охватила такая слабость, что я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой… Я только понимал, что мне хорошо так, как никогда не было хорошо в моей коротенькой, с воробьиный клюв, жизни. И я ничуть не удивился тому, что голая Глаша каким-то образом очутилась вдруг посредине комнаты, стала притопывать и не очень громко петь:

Эх, дует ветер-ветерок,

Вся берёзка клонится.

Парень девушку дерёт,

Хочет познакомиться…