История моего моря

С утра я обычно успевал попить чаю с прихваченными из дома бутербродами и сушками, доспать часок самого сладкого раннего сна. Люди начинали появляться примерно с 8 до 9 утра. Первыми стучали каблучками девчонки – лаборантки, вечно подмигивающие и хохочущие эфемерные существа, на ходу обсуждающие своих кавалеров и обновки. Иногда они останавливались, чтобы поболтать ни о чем, и очень удивлялись, узнав, что я студент. Затем гордо вышагивали местные матроны – завлабы и научные работники в возрасте от сорока до шестидесяти лет, меня они практически не замечали, на вопросы не отвечали, только кивали в ответ. Ближе к 10 утра заявлялся тот, кого все называли директор, с личным водителем седым кавказцем, на большом черном джипе, похожем на стальную коробку. С 10 до 18 часов я откровенно маялся дурью, ибо делать было нечего, у нас редко появлялись гости и также редко кто-то отлучался из лаборатории. Я учился дремать с открытыми глазами и крутить дубинку на подобии меча, меняя хваты, крутя мельницу и нанося в своем воображении роковые удары неведомому врагу. Да, еще, по поручению, честно, больше похожему на приказ, бывшей местной директрисы, а теперь заслуженной пенсионерки, Наилии Яковлевны, жесткой как сталь старушенции, лет ста на первый взгляд, я варил принесенные ей кости и заправлял их крупой, готовя кашу для нашей дворняги Дуси. Конечно, сначала меня доставали эти вменяемые невменяемые обязанности, но я быстро понял, что это хороший способ убить застывавшее время. Наилия Яковлена хотя и постоянно ворчала и раздавала команды налево – направо, любила поговорить, часто рассказывала о своих заграничных поездках, выставках, музеях, я слушал. А еще, уходя, она ставила на конфорку настоящую джезву из меди, припрятанную в одном из грязных шкафов барачной кухни. Доставала из потертой дамской сумочки бумажный пакетик, и варила нам кофе, один из самых вкуснейших, что я пил за свою жизнь, к крупицам божественного напитка примешивались какие-то восточные специи и морская соль. Иногда, вдобавок к чашке кофе мне перепадали и шоколадные конфеты. Приходила Наилия обычно часа в три дня, а уходила ближе к шести вечера. И это время деловито счастливо утекало сквозь мои пальцы…

С часу до двух дня – в обед, я разводил свой Доширак, как истинный гурман, добавляя к китайской лапше разрезанное на две половинки вареное яйцо и майонез. После того как к девяти вечера все расходились по домам, опечатав замки и совершив дежурный обход, ближе к десяти вечера я садился ужинать – заваривая пюрешку и открывая баночку кукурузы. Начиналось душевное время: вечерние прогулки, когда мир старого парка проглотившего больничный городок дышит зеленой прохладой, закатное чаепитие на крылечке дежурки с заныканными печенюхами, можно было поспать, поставив будильник на час.

Когда совсем темнело, и больничный городок закрывала своими крыльями бархатная тьма. И вместо пения птиц ночь пронзали крики безумных больных или тех нарков, которых мучила ломка, я подходил к чуланчику, где на полу дремала Дуся. После того, как я стал ее вынужденным кормильцем, собака перестала на меня рычать и кажется вовсе не обращала внимания. Но стоило мне скомандовать зычно: вставай! Она вставала. – К ноге! – командовал я. И она становилась рядом. Пойдем…, – уже мягче командовал я. И эта монстрилла лениво топала следом. С Дусей не было страшно. Сопровождая меня, она уже несколько раз бросалась к забору и завывала там как последняя из рода псов Баскервилей, нежелательные гости матюкнувшись тут – же пропадали из виду, как утренние лондонские туманы. А гости у нас бывали… Сбежавшие сумасшедшие, наркоманы в вечном поиске дозы. Дед рассказывал, что в его смену трижды выбивали окно и два раза пытались взломать внешние двери, ведшие в лаборатории. Так что, не смотря на: дубинку, баллончик и газовый пистолет, мне было чего опасаться. Один раз, по-моему, на седьмом дежурстве, пришлось применить свой арсенал, тогда вредная Дуся отказалась топать в дозор, и на обход я отправился в гордом одиночестве. Человек в черном, попытался перелезть через ворота. С испугу, встав на торчащую из ворот с мой стороны скобу, я звезданул нарушителя резиновой дубинкой. Он подозрительно затих, выронив дубинку я добавил струю из газового баллончика, вовремя закрыв глаза, но не рот, поэтом закашлявшись, рухнул вниз, больно ударившись копчиком о бетон. Нарушитель ретировался молча. Конечно, согласно инструкции следовало сообщить о происшедшем на центральную вахту. Но, во-первых, как новичку мне не хотелось поднимать лишний шухер, во-вторых, через пять минут я уже решил, что вся эта история мне только привиделась. Но остаток ночи не выпускал газовый пистолет из рук, прислушивался к каждому шороху и обходы территории производил только в сопровождении Дуси, которой для порядка – пришлось легонько пнуть, под мохнатую попу раза – два, и поделиться с ней последним овсяным печеньем.

* * *