История моей юности

— Ведь они, приказчики-то, живут, боже мой, как! — внушала она моему отцу. — В крахмалочках ходят, на жилетах золотые цепочки… Многие лисопеты имеют…

Все это, быть может, и очень было соблазнительно, но меня мало трогало. Я хотел быть маляром и живописцем, как и отец мой. Но тетушка, не переставая, зудела отцу:

— Отдай же ты мальчишку-то в приказчики… Слышь, брат, отдай. Нехай-ка приучается к делу… Человеком ведь будет.

Разговоры тетушки все же возымели действие. Отец послушался своей старшей сестры и договорился с купцом Чаговым, чтобы тот взял меня на выучку.

Как-то раз вечером отец сказал мне:

— Завтра, Саша, отведу тебя к лавочнику. Говорил я с одним, берет тебя. Будешь у него покуда керосин разливать, а потом приглядишься и за прилавок станешь.

Я стал умолять отца, чтобы он не водил меня к купцу. Но отец был непреклонен.

— Пойдем, пойдем. К делу ведь приучишься. Я тоже приказчиком был.

— Не хочу, папа, приказчиком. Буду маляром.

— Одно другому не мешает.

— Но мы ж в станицу уедем летом. Зачем мне учиться на приказчика?.. Разве ж за зиму я научусь?

— Когда надумаем ехать в станицу, тогда возьму тебя от купца, а пока учись.

И вот на следующий день отец отвел меня к купцу Чагову. Чагов, сухой, поджарый мужчина лет под пятьдесят, с козлиной бородкой и злыми тонкими губами, одетый в крашеный черный полушубок, встретил меня насмешливо:

— Вот это и есть твой деляга? — спросил он у отца, оглядывая меня своими черными глазами.

— Он и есть, Павел Николаевич, — подобострастно произнес отец. — Приучите его к делу, пожалуйста.

— Пущай остается, — важно сказал купец. — Поглядим, на что он будет пригоден…

— Он парнишка-то смышленый, — промолвил отец. — Понятливый.

— Сказал, погляжу, — раздраженно прикрикнул купец, — стало быть, и все. Нечего приставать-то зря… Ленька! — строго крикнул Чагов пареньку лет четырнадцати, вертевшемуся в лавке.

— Чего изволите, Павел Николаевич? — подскочил к хозяину тот.

— Научи-ка вот этого мальца керосин покупателям разливать. Понял?

— Понял, Павел Николаевич, — угодливым голоском пропел паренек. — Научу.

— А как научишь, я тебя к другому делу приставлю.

— Благодарю покорно, Павел Николаевич, — ответил Ленька.

Я заметил, что не только Ленька, но и старшие приказчики подхалимничали перед хозяином. С первой минуты мне стало все это невыносимо противно. Еще не приступив к работе, я стал уже обдумывать, как мне убежать отсюда.

— Ну, я пошел, Сашурка, — сказал отец. — Бог тебя благослови. Слушайся тут старших, будь покорным, не своенравничай…

Хмуро выслушивал я нравоучения отца. Не нравилось мне здесь.

Отец ушел. Ленька шепотом спросил меня:

— Как тебя зовут-то?

— Сашурка.

— Это как же понимать? Сашка, что ли?

Я мотнул головой.

— Ты. Сашка, не бойся, — промолвил Ленька. — Тут хорошо… Поперву, конечно, страшновато… а потом привыкнешь… Я тож поначалу боялся, а потом вот, видишь… Хозяин-то повышение мне обещал. Слыхал, небось? Ну, пойдем, я тебя научу керосином орудовать.

Он подвел меня к большим железным бочкам, стоявшим в углу. У каждой бочки был кран, а под краном таз.

— Ежели к тебе подойдет, скажем, какой-нибудь покупатель, — поучал меня Ленька, — так ты его спроси; сколько ему надо фунтов керосину… Ну, он, к примеру, скажет: десять фунтов. Ты возьмешь у него посуду и нальешь ему десять вот таких фунтовых корцов… А когда нальешь, то пошлешь его оплатить в кассу за десять фунтов… Да старайся недоливать керосину. Понял?

— Понял.

— Хозяин это любит, потому как ему прибыль, — продолжал поучать меня паренек. — Вот этот корец полуфунтовый. А этот — четверть фунта.

Целый день возился я с керосином. Я не мог дождаться вечера, когда наконец лавка закроется. У меня теперь окончательно созрело твердое решение не приходить больше сюда.

Я думал о том, как мне избавиться от ненавистной лавки с ее вонючим керосином. И вот придумал.

Завтра утром я сделаю вид, что собираюсь идти в лавку, сам же между тем, захватив коньки и кусок хлеба, махну на Хопер, приверну к сапогам коньки и помчусь по льду к Маше…

Наступил долгожданный вечер. Купец подсчитал в конторке дневную выручку, приказчики навели порядок в лавке. Гремя ключами, хозяин попрощался, с нами и стал запирать лавку.

— Эй ты, малец! — крикнул он мне. — Гляди не проспи. Чтоб завтра к семи был здесь, как стеклышко. Как он, Ленька, работал-то?

— Хорошо, Павел. Николаевич, — закрутился перед хозяином Ленька. — Из него будет толк… Ей-богу, правда!.

— То-то же, — снисходительно сказал купец, кладя ключи в карман. — У меня и должен быть толк у всех… Бестолковых мне не надобно. Понял, Сашка? Не опоздаешь?

— Понял, — буркнул я угрюмо. — Не опоздаю.

— Разве ж так хозяину отвечают? — сказал мне старший приказчик, старик лет шестидесяти. — Надо быть учтивым, вежливым.

— Невежа! — сказал купец. — Ленька, как надо ответить?

— Не извольте беспокоиться, Павел Николаевич, — тоненько пропел мальчишка, — не запоздаю. Приду ровно к семи часам утра.

Сказав это, Ленька с превосходством взглянул на меня, как бы говоря своим взглядом: «Эх ты, размазня, вот как надо!»