История моей юности

— Нет, — с огорчением произнесла девочка. — Три раза подавала заявление, и все отказывают, говорят, мала еще… Когда, говорят, сравняется четырнадцать, тогда примем…

— Ну, подожди. Сколько тебе осталось до четырнадцати лег ждать?

— Девять месяцев.

— Ну, эти девять месяцев скоро пролетят, — успокоил я Таню. — На то лето примем тебя в комсомол.

— В комсомол мне очень хочется… — прошептала девочка.

— А ты ходи на собрания, будем считать тебя активисткой.

— Да я и так хожу, — усмехнулась Таня. — Видите, пришла. Мне даже вот хочется к вам в отряд поступить.

Все весело рассмеялись. Таня вспыхнула:

— Ну, что смеетесь? Ничего тут нет смешного… Я правду говорю… На коне-то я ведь умею ездить.

— Конечно, смешного тут ничего нет, — вступился я за нее. — Желание твое, Таня, хорошее. И в отряд тебя можно принять… Но давай тоже немного пообождем…

— А чего ждать? — спросила девочка.

— Обождать надо, пока подрастешь, — сказал я.

— Война тогда закончится…

— Вот и хорошо. Мы все хотим этого.

* * *

События развивались стремительно. Восстания верхушки казачества подняли дух белогвардейщины. Собрав последние усилия, белые перешли в наступление. Под их напором Красная Армия стала откатываться назад.

Станичные учреждения готовились к эвакуации… Нас отозвали с хутора в станицу, так как каждую минуту мог быть объявлен приказ о выезде. Мы обязаны были охранять в дороге эвакуирующиеся учреждения, хотя, собственно, в это время мы ни на какой службе не состояли.

Но отъезд из станицы со дня на день откладывался.

Бело-зеленые притихли и не беспокоили нас. Они находились где-то далеко, и мы могли теперь беспрепятственно ездить на свой хутор.

Однажды на рассвете мы услышали далекий орудийный гул. Видимо, фронт уже подошел совсем близко и бои шли где-то под Урюпинской, а может быть, и ближе. В станице засуетились, подготавливаясь к отъезду. Но, как это нередко бывает, что-нибудь да задерживало. Наконец нам официально было объявлено, что мы выезжаем завтра утром.

Вечером, пользуясь темнотой, я, Андрей Земцов и Алексей Марушкин, усевшись на лошадей, незаметно выскользнули из станицы и, перебравшись вброд через Хопер, поскакали в хутор. Ведь это ж так близко!

Разъезжаясь по домам, мы договорились, что на обратном пути Алексей заедет за мной, а затем вдвоем мы отправимся за Андреем.

Отец и Маша еще не спали. Сестра накормила меня ужином, собрала в дорогу белье, увязала узелок с продуктами. Время было уже позднее, а Алексея все не было.

Наконец к полуночи он приехал.

— Что ты так долго? — спросил я.

— Белье не было готово, — сказал он. — Мать рубашки чинила… Да ничего, успеем к отъезду.

По пути мы заехали за Андреем. Подъехав к его хале, мы постучали в окошко.

— Иду! — отозвался Андрей. — Сейчас!

Случайно взглянув на дорогу, я увидел всадников.

Их было человек тридцать-сорок… Безмолвные, как призраки, освещенные безжизненным светом луны, они мелькали перед нашим взором один за другим, исчезая: за углом улицы, по которой нам предстояло ехать.

Я взглянул на Алексея. Он изумленно смотрел на этих всадников.

— Кто это? — прошептал я. — Наши или белые?

Алексей недоумевающе пожал плечами.

Из хаты вышел Андрей.

— Черти, чего вы так долго? — громко спросил он.

— Тс-с! — погрозил ему пальцем Алексей и указал на проезжавших по дороге всадников.

— Кто это?

— А черт их знает, — сказал Алексей. — Откуда я знаю. Поехали!

Андрей вскочил в седло. Не сговариваясь, словно так и надо было, молча пристроились мы к последнему всаднику, проезжавшему мимо нас. Держа ружья на взводе, проехали хутор.

Мы следовали за таинственными всадниками до поворота. Они поехали по дороге на мост, а мы повернули к броду. Всадники нас не преследовали. Наверное, потому, что думали, мы свои, а быть может, им было невыгодно поднимать шум.

Переправившись через реку, мы въехали в станицу. Нас поразила пустота в ней. А где же наши? Неужели уехали?.. Да, видимо, уехали. Но куда?..

Мы стояли в раздумье на станичной площади. Луна ласково нас освещала, и предрассветный ветерок нежно обвевал наши разгоряченные головы.

Ну, как же теперь нам выйти из этого затруднительного положения? И, казалось, сама судьба сжалилась над нами в этот раз… Мы заметили, как в одну из улиц юркнул всадник.

Мы поскакали вслед за ним.

Завидя нас, всадник начал плутать по улицам. Но в одном месте нам удалось все-таки его окружить.

— Стой! — крикнул Алексей. — Стрелять буду!

Всадник остановился, поднял руки вверх и умоляюще простонал:

— Не убивайте!

— Мишка!.. — крякнул Алексей. — Ты, черт?..

— Я-а…

— У, будь ты проклят! — выругался Алексей. — Чуть я тебя, дьявола, не пристрелил… Чего ты от нас утекал?..

— Да ведь я думал же, белые…

— Дурак! Белые… Где наши, знаешь?

— Да как же не знать, — ответил парень. — На хутор Красновский поехали.

Паренек оказался племянником Алексея. Он был таких же лет, как и я, жил с матерью в станице.

Мы помчались вдогонку за своими.

…Начало рассветать. На востоке небо наливалось алыми красками, расцветала пышная заря.

Внезапно с окраины хутора, который мы только что проехали, нас обстреляли.