История моей юности

— Ну, Андрей-то тут… — сказал Коля, — Да и другие ребята тоже тут.

Он не спускал с меня восторженного взгляда.

— Совсем приехал, Саша? — спросил он.

— Совсем. Теперь никуда уже не поеду.

— А дом свой не отберете у Вохлянцевых?

Вопрос был коварный. С каким удовольствием я отобрал бы свой дом, но ведь это же невозможно.

— Нет, Коля, — вздохнул я. — Как же его отберешь? Ведь деньги-то мы с отцом растранжирили.

— А надо б отобрать, — сказал Коля. — А то они все, Вохлянцевы, такие задаваки… Ванька с Андреем, когда приезжают из Усть-Медведицы, так на нас и не глядят… Корчат из себя благородных. Подумаешь! Мы им собираемся морду набить.

— А Кодька тоже задается?

— Нет. Кодька не задается. Он с нами играет… А ты, Сашурка, тоже где-нибудь учишься?

Я смутился, покраснел.

— Фу ты, подумаешь, — с пренебрежением сказал я. — А чего мне учиться?.. Я и так все знаю… Я так читаю, — расхвастался я. — Я все книги про индейцев прочитал… Ты читал Майн Рида?

— Нет, — закрутил головой Коля.

— А Фенимора Купера?

— Н-нет.

— А Густава Эмара?

Бедный Коля заморгал, пораженный моей начитанностью.

— Н-нет.

— А Жюль Верна? — с горячностью наступал я.

— Нет.

— А про сыщиков Нат Пинкертона и Шерлок Холмса читал?

— Н-нет, — сконфуженно прошептал мальчик, совершенно ошеломленный и уничтоженный моим превосходством.

— Я и книги Вальтер Скотта читал, — стал перечислять я. — И Виктора Гюго, и «Пещеру Лехтвейса»… Да я и сам книгу написал про войну индейцев с казаками. Вот как-нибудь прочту ее тебе…

Коля посмотрел на меня с изумлением.

— Вот ты какой, — прошептал он почтительно. — Ты, наверно, пишешь красиво, с нажимом?..

Этот вопрос немного охладил меня.

— Да как тебе сказать, — с запинкой проронил я. — Ничего так пишу, но… подучиться писать лучше не мешает.

Коля обрадовался.

— А я, Сашурка, пишу, ух, как красиво!.. — сказал он, довольный тем, что хоть чем-то он может похвалиться. — Я учусь в третьем классе на пятерки… А по чистописанию все время мне ставят пять с плюсом… Хочешь, я тебя научу красиво писать?

«Тоже мне, учитель», — подумал я, но вслух ничего не сказал.

— А арифметику ты тоже знаешь? — спросил Коля.

— Есть чего, — самодовольно фыркнул я.

— А сколько семью восемь? — спросил Коля.

— Семью восемь? Семью восемь… Семью восемь… — Я вспотел. — Да черт его знает, сколько это семью восемь… Семью восемь, — шептал я, — это семь раз по восемь… семь да семь — четырнадцать… Да еще четырнадцать — двадцать восемь…

— Ну, чего ты, Саша, шепчешь? — весело рассмеялся Коля. — Семью восемь — пятьдесят шесть.

Я был поражен тем, как быстро считает Коля.

— А шестью семь? — спросил он снова, весьма довольный тем, что привел меня в замешательство.

Я было снова начал шептать, складывая в уме, но Коля, развеселившись, перебил меня.

— Да сорок два ж! — воскликнул он, — Да ты что, Саша, не знаешь таблицы умножения, что ли?

— Нет, — сконфуженно ответил я. — А это что такое?

— Неужели не знаешь? — изумленно спросил мальчуган. — Да ведь ее еще в первом классе изучают…

Я был окончательно посрамлен. Авторитет мой был подорван.

Опустив голову, я молчал. Мне было стыдно.

— Ну, ничего, — успокаивающе проговорил Коля. — Я тебе дам таблицу умножения, ты ее выучи… Это пустяки. За два дня ты ее выучишь и сразу будешь знать, сколько пятью пять и шестью шесть…

— Завтра же принеси. Ладно? — попросил я.

— Ладно.

— Сашурка! — позвала меня бабушка Софья. — Иди вечерять.

Мы расстались с Колей, договорившись назавтра встретиться.

Хочу учиться

Отец взял в аренду пустовавший дом казака Астахова, проживавшего в хуторе Березовском.

В доме было три комнаты. Для нас с отцом как будто и многовато, но дом нам сдали за такую ничтожную плату, что отец решил все-таки поселиться в нем. Правда, в первые дни у нас не было ни кроватей, ни стульев, ни столов, и мы спали на полу, ели на подоконнике стоя. А потом все постепенно появилось у нас — и кровати, и стол, и стулья.

Отец всерьез занялся малярной работой, а ее в станице оказалось очень много. Мы с отцом ходили малярничали, красили в домах казаков полы, окна, ставни, палисадники, крыши. У нас появились деньги, вкусная, сытная еда. Казаки часто расплачивались с нами натурой.

Я с содроганием вспоминал теперь об ужасной нашей жизни в Мариупольском порту, о том, как мы голодали, как жили в погребе… Все это казалось страшным сном.

Теперь отец и пить стал реже. Совсем бросить он не мог, так как соблазнители-собутыльники находились всегда.

* * *

В июне на каникулы из Усть-Медведицы приехали Кодька Бирюков и братья Вохлянцевы — Иван и Андрей, «духовники», как их называли ребята. «Духовники» ходили важные и подобранные, в темно-серых форменных костюмчиках с голубой окантовкой, с эмблемами УДУ — Усть-Медведицкое духовное училище — на серебряных гербах и бляхах.

Мы, ребятишки, с завистью поглядывали на них. А я так просто голову потерял от огорчения: уж так мне хотелось пощеголять в штанах с голубыми кантами и в фуражке с ветвистым гербом!

Я даже ночи стал плохо спать, все мерещилось мне, что я тоже «духовник» и у меня есть костюмчик с голубыми кантами.

Однажды я не выдержал и заявил отцу: