История моей смерти

Вы не поверите, но я, ковыляя с палкой по жаркой дороге, в самом деле был… почти счастлив.

К вечеру счастье мое кончилось. Силы совсем оставили меня, а ведь я не прошел еще и трети пути! Можно было бы лечь и уснуть прямо на дороге, но у меня хватило разума задуматься о ночлеге в лесу. Я медленно брел по обочине, выглядывая, где бы удобнее зайти в чащу; вдоль дороги в этом месте деревья росли особенно густо, и кусты топорщились жесткими ветвями — не продерешься! И тут сзади послышался стук подков. Дробный и частый, и явно скакало больше одной лошади.

Хорошо еще, я находился сразу за поворотом! Больше не раздумывая, я нырнул в самшитовые заросли, как в воду; жесткие кусты переплелись с чем-то еще, колючим — наверное, с шиповником. Кубарем прокатившись сквозь заросли, я порвал одежду и исцарапал лицо в кровь. Бежать глубже в лес было нельзя — поднялся бы треск, лучшая приманка для охотника, и я просто вжался в землю у корней развесистой елки и затаился, вслушиваясь.

Стук копыт стал медленнее, перешел на шаг — и вовсе замер как раз напротив меня. Я не видел никого из-за лиственной ограды, но слышал шумное дыхание коней. Всадники молчали — наверное, тоже вслушивались. Наконец один голос — мужской, незнакомый — негромко спросил:

— Может, зверь какой?

— Может, — отозвался второй, пониже и погрубей. — Т-с-с…

Они снова помолчали, жадно слушая. Я старался сдерживать дыхание и громкое биение сердца.

— Да ну, поехали, — предложил первый. — Нету тут никого. Это заяц какой-нибудь прыгнул.

— Тебе не нужно десять золотых? — ехидно спросил его соратник. Тот неопределенно хмыкнул, должно быть, опровергая подобную клевету.

— Вот так-то, — победно сообщил низкий голос. — Давай-ка, парень, прочешем лес вдоль дороги. Если это он, далеко уйти не мог. Небось засел в двух шагах и трясется от страха.

Изумительно близкое к истине утверждение! Я закусил губу, лихорадочно молясь. И молитва моя в кои-то веки исполнилась.

— Да здесь бурелом еще тот! — возмутился молодой. — Я шкуру обдирать не хочу! Из-за какого-то зайца… Сам лезь, раз такой умный.

Но рано я обрадовался.

— Погоди-ка, погоди, — голос старшего зазвучал так, будто он наклоняется с седла. — Это что такое? Смотри, в кустах дырка, как будто кто-то крупный сиганул… Какой там заяц. Тут пахнет человечком. Эй, как тебя там, беглый! Давай, вылезай добром. Иначе за ноги вытащим.

Он тронул коня вперед, и я внутренне застонал. Бежать я не мог и не собирался — поздно было бежать. Я только еще плотнее прижался спиной к стволу ели, таращась сквозь резные ветви на свою приближающуюся смерть. Рука нащупала в торбе короткий нож. Раз уж все так, хотя бы не дам себя забрать, как кролика из силка.

Затрещали кусты, ветки шиповника зачиркали, впиваясь в лошадиную шкуру. Голова и грудь большого коня выплыли из темноты и нависли прямо надо мной. Широкие ноздри зверя раздувались.

Тот, кто сидел на нем, не желал спешиваться; он просто низко склонился с седла и всматривался в темноту. У него была короткая борода и толстый нос картошкой. Я видел, как в лунном свете блестят его глаза. Я зачарованно смотрел ему в лицо, не в силах зажмуриться, и думал, что у этого человека, наверное, есть жена и дети. Или братья и сестры. Или старые родители в деревне. И, возможно, именно ради них он старается заработать свои десять золотых, охотясь на загнанного человека.

Егерь, охотник на людей, смотрел точно поверх меня, в сплетение темных ветвей. Он втягивал носом воздух — не то нюхал, не то у него просто был насморк. Но тут я наткнулся на взгляд — глаза в глаза — и закаменел. На меня, низко склонив голову, смотрел конь. Его мягкие ноздри раздувались, на губе — в пятне лунного света и из-за облаков ясно видно — повисли капельки слюны. Конь видел меня, я видел его, и мы узнали друг друга. Это был мой Ор.

Его светло-золотистая морда грустно кивала. Если бы я вытянул руку, я мог бы погладить его по носу. Но я не шевелился, только умоляюще смотрел ему в глаза и беззвучно просил.

«Это я, я, Эрик, — думал я изо всех сил. — Пожалуйста… Ор, милый, пожалуйста… Мой верный конь, только молчи. Молчи. Не выдавай меня.»

Может, он меня и впрямь услышал. Как бы то ни было, конь тяжко фыркнул и мотнул головой, разворачиваясь в сторону. Теперь бородатый егерь принялся обследовать другие кусты и деревья; в низкие, шатром раскинувшиеся ветки какой-то елки он потыкал длинной пикой и спугнул ночную птицу. Птица с шумом взлетела из-под корней, егерь выругался, страшная магия мига была разорвана. Мой добрый Ор послужил мне еще один раз.

— Ладно, давай отсюда, — проворчал бородач, направляя коня. — Черт, дебри-то какие… Колючки, прям сквозь сапог достают!

Шумно продираясь сквозь кусты, он выбрался обратно на дорогу, и оттуда послышался его раздраженный голос:

— А ты чего уставился? Давай, поворачивай! Поехали, как велено, к этой дурацкой церкви. Вот лорду-то вожжа под хвост попала, людей по ночам туда-сюда гонять…

— Ничего, около монастыря отоспимся, — жизнерадостно утешил его спутник. — Сколько нам там торчать — непонятно, но уж выспаться успеем.