История моей возлюбленной или Винтовая лестница

Два-три последующих дня прошли относительно спокойно. То есть, ничего волшебного в процессе выздоровления не произошло, но и не было причин для тревоги. Ирочка была чрезвычайно слабой, но температура упала, и боли в животе почти не беспокоили. Вполне понятно, что благотворной оказалась сама операция: было выпущено много гноя, брюшина была промыта антисептиками вместе с детергентами, пришло временное облегчение. Снова я дежурил около Ирочкиной кровати или дожидался в коридоре, когда у нее закончатся процедуры. Рогов приезжал по вечерам, и я оставлял Ирочку на его попечение. Однако, на четвертый день, теперь уже после второй операции, снова наступило резкое ухудшение: температура поднималась чуть ли не до сорока градусов. Ирочка металась, просила пить, несмотря на постоянную капельницу с физиологическим раствором, который должен был возмещать недостаток влаги в ее клетках. Временами на волне лихорадки температура внезапно падала. Ирочка обливалась изматывающим потом. Я помню, это было утром, когда в необычное время пришел Рогов, и мы горестно сидели с ним в коридоре, ожидая, когда дежурная сестра оботрет Ирочку. Внезапно Вадим сказал: «Знаете, Даниил, я клянусь вам, что готов отступиться от Ирочки, если произойдет чудо, и она поправится». Я поднял на него глаза: «Как странно, Вадим. Я тоже именно об этом подумал. За минуту до ваших слов. Я буду счастлив, если вы на своих руках унесете выздоровевшую Ирочку из больницы. Я клянусь вам в этом, поверьте, Вадим». «Конечно же, я вам верю, Даня», — ответил Рогов. Он смахнул слезы рукавом пиджака. Мы обнялись. Уходя, сказал: «Вернусь в середине дня. Вот мой телефон. Звоните, Даня, если понадоблюсь, срочно!» Рогов ушел. В это время из палаты вышел гинеколог, тот самый, который оперировал Ирочку по поводу перитонита. В руках у него был бланк, исписанный цифрами. «Вот только что прислали из микробиологической лаборатории. Результаты посева гноя показали, что микроорганизм, вызвавший перитонит, это кишечная палочка, устойчивая к практически всем антибиотикам». «Включая ампициллин?» — спросил я. «К сожалению, и ампициллин, — ответил хирург-гинеколог. — Поэтому и не помогает». Я хотел спросить: «Зачем же вслепую назначали?», но сдержался. Проще всего наскандалить, а потом? «Что же делать, доктор?» — спросил я, подавленный неотвратимостью результатов бактериологического анализа, и повторил: «Как ее спасти, доктор?» «Есть только

один выход: начать лечить вашу родственницу (он упорно называл Ирочку нашей с Роговым родственницей) комбинациями цефалотина с гентамицином. К этим антибиотикам чувствительна кишечная палочка, вызвавшая перитонит у больной Князевой». «Когда вы начнете лечение этими антибиотиками, доктор?» «В том-то и дело, что у нас их нет. Эти антибиотики производятся американскими фармацевтическими компаниями. Они поступают по неофициальным каналам. Сами понимаете: дефицит!» Напряженность минут, когда я узнал от доктора название антибиотиков, способных повернуть течение заболевания, была так высока, что у меня мгновенно созрел план действий. Я зашел в палату, сказал Ирочке, что вернусь через несколько часов и выбежал из корпуса, неподалеку от которого за оградой больницы толпились таксомоторы. Я приоткрыл дверцу такси и крикнул: «Шеф, гони на Пироговку в институт новых антибиотиков. Отблагодарю, не пожалеешь!» «Сказано — сделано, босс!» — ответил таксист, и мы помчались на Пироговку.