История моей возлюбленной или Винтовая лестница

Не успели мы снова заснуть, как раздался звонок в дверь. Ирочка набросила махровый халат и побежала в прихожую. Дверь в спальню она захлопнула. Я напялил рубашку, натянул брюки и надел пиджак. Мои осенние туфли на микропористой подошве толщиной в автомобильную покрышку остались в прихожей, откуда слышались Ирочкины радостные восклицания и раскатистое контральто Ксении Арнольдовны. Я решил, что мне лучше всего выйти из спальни, рокироваться на кухню и заняться приготовлением кофе. Собственно, так и должно происходить в нормальных условиях, не появись Ксения Арнольдовна в такую беспросветную рань. Я немного нервничал. Возникала даже непрошенная мыслишка проскользнуть в прихожую, пользуясь тем, что Ирочка показывает Ксении Арнольдовне ее комнату. Проскользнуть, натянуть носки, туфли, пальто и незамеченным покинуть квартиру. Но это было бы откровенной трусостью, да еще и тактической ошибкой, потому что с первых шагов Ксении Арнольдовны в Москве я выказывал бы свою зависимость от нее. Словом, я занялся приготовлением завтрака. Меня всегда успокаивают простые действия. Помню, как хорошо я себя чувствовал во время экспедиции по добыче березовых грибов. Или потом в лаборатории, когда я работал с белыми мышами. Впрочем, точно также я бываю счастлив, когда удается поймать нерв переводимого стихотворения или рассказа. Нащупанный звукоритм одну за другой вытягивает строчки в ожившей клавиатуре моей пишущей машинки или — через много лет! — компьютера. Но бывает и по-другому: ложные звуки расталкивают верные звуки, а строчки наползают друг на друга, как вагоны поезда, потерпевшего крушение. В таком случае выручают элементарные домашние занятия, среди которых приготовление кофе — самый первый испытанный прием. Я намолол и сварил колумбийский кофе, поджарил несколько тостов из ржаного хлеба, приготовил омлет, расставил тарелки, кофейные кружки, положил салфетки, разложил вилки, ножи и чайные ложечки. Наверняка Ирочка догадалась по шорохам, звяканьям и аппетитным ароматам о моих приготовлениях к встрече с Ксенией Арнольдовной. Не стану описывать богатую смену мыслей и настроений, выраженных с полной откровенностью на лице Ксении Арнольдовны, еще несколько утомленной путешествием из Ленинграда в Москву. Сколько мыслей и настроений всколыхнулось, когда она увидела меня на рассвете в квартире любимой дочери! «А, это вы, Даниил? Так рано! — только и нашлась воскликнуть Ксения Арнольдовна. И осмотрев накрытый к завтраку стол, добавила. — Какой роскошный завтрак!» «Представляешь, мамочка, примчался с Патриарших прудов, чтобы приготовить завтрак к твоему приезду!» — сказала Ирочка, обняла и поцеловала Ксению Арнольдовну, рассмеявшись, как ни в чем не бывало. Такая у нас была Ирочка Князева. Ее ничто не могло смутить или вывести из равновесия. «В самом деле, роскошный омлет! Как вы его мастерите?» — спросила Ксения Арнольдовна, возвращаясь к холодному и вежливому тону отношений, которые продолжались вот уже около пятнадцати лет нашего знакомства. «Взбиваю яйца с молоком, добавляю чуть-чуть муки, снова взбиваю и выливаю на раскаленную сковородку с разогретым кукурузным маслом». «Даник у нас мастер на все руки. А как пьесы научился писать!» «Ну что ты, Ирочка! Что ты! Какие там пьесы? Инсценировки рассказов Чехова и Хемингуэя!» «Чудесные писатели!» — вставила словцо Ксения Арнольдовна, намазывая сливовый джем на поджаристый тост.

Как бы я ни относился к Ксении Арнольдовне, справедливости ради надо заметить, что дело сдвинулось с ее приездом. Каким-то профессиональным чутьем она узнала ходы-выходы к театральным кассам необозримой Москвы, и деньги начали поступать в казну Кооперативного театра. Предполагалось давать «Короткое счастье» в помещении Дома культуры общества слепых месяца два, не больше, а затем перейти к представлениям «Попрыгуньи» по Чехову. Так что я сидел, как раб на галерах, на Патриарших прудах и расписывал по ролям чеховский рассказ. Да, с приездом Ксении Арнольдовны наши встречи с Ирочкой свелись к служебным отношениям. Она вечно была в бегах по делам, связанным с шитьем костюмов, монтажом декораций, обсуждениями технических проблем с инженером Дома культуры или репетировала до самозабвения со слепыми актерами. Это была какая-то чуть ли не сверхъестественная доминанта для Ирочки: научить кружковцев двигаться по сцене так же легко и естественно, как если бы они были зрячими актерами. Да и директор Дома культуры подливал масла в огонь, чередуя чрезмерные похвалы ее постановочному искусству с моментами сомнений. Вполне понятно, что режиссер Баркос и актеры Железнов и Зверев были редкими гостями на репетициях «Короткого счастья». Они знали свои роли еще со времени представлений в Театре, располагавшемся на Малой Бронной улице, а Баркос ничего не менял по сравнению с прежней постановкой.