История моей жизни

— Напрасно. Я не бог и никаких запретов на людей не накладываю. Каждый человек, если он не глуп, кует свою жизнь по собственному усмотрению. Вы молоды, и вам хочется уйти в другую страну, где нет черты оседлости, где топор царя не висит над головой каждого из нас…Что ж, вы имеете на это право. Если бы не мои годы, я бы сам ушел отсюда…

Перельман опускает голову и грустно глядит на свои короткопалые жилистые руки. Наступает молчание. Мне жаль этого человека, такого доброго, чуткого, несчастного и одинокого.

— Хорошо, идите… Я вам мешать не стану… А невеста ваша наплачет целую речку и поплывет к другому жениху… Когда же вы думаете уйти? заканчивает вопросом Перельман, подняв голову.

— Если позволите, то завтра на рассвете…

— Хорошо, идите… Не думайте, что мне очень легко… Я привык к вам. В минуту отчаяния не с кем станет беседовать… Могу на прощанье дать вам совет: ни на кого не надейтесь и никому не доверяйте. Добывайте жизнь собственными руками, а не надеждами. Не живите чужими мыслями, а постарайтесь вникнуть в житейские мудрости своей головой… Вот и все. Теперь давайте ложиться спать… — Перельман первый встает из-за стола.

Просыпаюсь до рассвета и с удивлением вижу, что мой хозяин не только встал, но уже хлопочет вокруг стола, приготовляя завтрак.

Меня сильно трогает заботливость старика и в моем сознании растет чувство благодарности к нему.

— Не хочу сегодня работать, — говорит Перельман, — надо же и мне когда-нибудь отдохнуть… Покажу вам лучшую и ближайшую дорогу к морю.

После завтрака взваливаю на плечи туго набитую сумку и вместе с хозяином выхожу из дому.

Сегодня день обещает быть особенно хорошим. Спускаемся к реке. На широком многоводном Немане празднично и тихо. Бесконечно длинный, густозеленый коридор с голубым куполом наверху и сверкающим зеркалом внизу поражает нас необычайной и величавой красотой.

Даже Перельман останавливается и роняет радостное восклицание: — Вот так здорово!..

Мы стоим на крутом обрыве, и пред нами далеко расстилается прозрачная лента реки. По узкой тропинке, протоптанной среди молодой травы, гуськом подвигаемся по направлению к Юрбургу.

Ровным, неторопливым шагом идем по крутому берегу и вдыхаем чистый утренний воздух, пропитанный запахом свежей земли. Молчим.

Вдали выступает узорчатое плетение железнодорожного моста. Скоро конец городу. Вернусь ли я когда-нибудь сюда-не знаю. Но я здесь живу более полугода и, как всегда в подобных случаях, покидая насиженное место, испытываю чувство тихой грусти.

Мне жаль людей, вынужденных унизительной борьбой добывать себе хлеб «насущный», густо напитанный кровью, слезами, муками бесправия, и вечно гоняться за лучом исчезающей надежды. В эти минуты забывай о моем крещении и сердцем припадаю к отравленной чаше еврейского горя.

— Ну, теперь можем проститься, — говорит Перельман, останавливаясь перед самым мостом. — Идите себе прямо вдоль реки, — продолжает он, — никуда не сворачивайте, не торопитесь, и завтра вы будете в Юрбурге.

Мы крепко пожимаем друг другу руки и расстаемся.

Отхожу немного, оглядываюсь и вижу в голубом свете теплого утра согбенную широкоплечую фигуру Перельмана.

Снова я один под открытым голубым небом, среди цветущей земли, голосистых птиц и необъятных просторов.

Иду…

Думы о будущем сплетаются с воспоминанием о давдо прошедших днях. Мне хочется уйти так далеко, чтобы мое прошлое не могло догнать меня.

В тихой беседе с самим собой не замечаю движения времени и не считаю отмеряемых моими ногами верстовых кусков земли. Только солнце, все выше и выше поднимающееся, заставляет подумать об отдыхе и еде.

Круче становится лесистый берег реки. Сейчас возьму лежащий предо мною подъем и там сделаю привал.

Стою на высоком берегу и не узнаю Немана — вместо сверкающего хрусталя воды лежат большие желтые квадраты плотов.

Насколько может охватить глаз, тянется караван туго связанных бревен. Видны соломенные будки и серые фигуры плотовщиков. Вдоль берега разведены костры. При ярком солнечном свете едва заметными белыми лентами поднимаются огни.

Еще немного, и я среди живых людей. Прошу позволения согреть воду, а потом достаю из сумки чайник, бегу за водой и быстро завожу знакомство. Узнаю, что лес гонят в Пруссию. Большинство плотовщиков — староверы, сосланы сюда за «ересь» из центральных русских губерний. Вожатый ближайшего десятка бутов, Силантий, пожилой мужик с круглой бородой цвета желтой меди, усаживается рядом со мной. Его интересует моя сумка.

Он пробует пальцами наплечные ремни, ощупывает костяные пуговицы наружных карманов.

— Знатная штука… Где ты такую раздобыл? Чай, не дешево стоит?

Охотно отвечаю на все вопросы и в свою очередь расспрашиваю о Юрбурге, о границе и о том, сколько времени нужно мне итти, чтобы достигнуть моря. К нам присаживаются еще несколько человек.