История моей жизни

Света оставалась за старшую. Белья и пеленок для детей не хватало. Поэтому мои красивие платьица и кофточки, сшитые бабушкой с любовью и фантазией, использовались в качестве пеленок. Я очень переживала разлуку с бабушкой. Мне здесь не нравилось. Наверно, потому, что я росла одна, и мне одной уделяли много внимания и ласки. А маме, в многодетной семье, было не до меня. Все мы были предоставлены сами себе. Я хотела, чтобы за мной приехали и увезли в Киев. Часто смотрела вдаль, и мне казалось, что вот за тем лесом, если идти прямо, никуда не сворачивая, можно отправиться в Киев пешком и броситься в объятия к бабушке. Я строила планы побега, но у меня не было уверенности, что достигну цели. Тогда решила написать бабушке письмо и в нем выразить крик своей души. Письмо я написала, в нем изложила всю трагедию своего существования. Но главное в том, что я не знала адреса и не могла отправить письмо по почте. Света перехватила мое письмо, прочитала и отдала маме со злорадством. Я получила взбучку и поняла, что сама ничего не смогу изменить в текущей ситуации, а буду надеяться на чудо.

Когда я, будучи уже взрослой, прочитала книгу Н. Андерсена «Дитте – дитя человеческое», то сравнила судьбу Светы и особенно ее детские годы с тяжелой жизнью героини этого произведения. С утра, взвалив на спину узел грязных пеленок и детского белья, Света вместе со мной шла на ставок (пруд), который был далеко за полем, чтобы постирать и высушить для дальнейшего использования. Мы шли голодные, но зато мечтали вслух, что бы мы сейчас покушали. За разговором и фантастическими картинками время шло быстрее, а голод незаметнее. На ставке Света опускала узел в воду, чтобы отмокали пеленки, а мы тем временем собирали какую-нибудь травку и ели с удовольствием. Особенно вкусны очищенные корешки осоки. Иногда нам удавалось поймать маленькую рыбку или рака, тогда дома можно было сварить и съесть. Света стирала детское белье, тут же полоскала и развешивала на кустах посушить. Тем временем мы отдыхали на берегу. Земля была очень теплая. Пахучая трава поила ароматом знойный летний воздух. Небо казалось высоким, а белые воздушные облака в виде фигур медленно проплывали над нами. Света складывала просохшее белье в наволочку, оно теперь было намного легче, и мы возвращались домой быстрее. Дома дети были одни, ждали, когда к ним кто-нибудь подойдет.

Тяжелая обстановка была не только в нашей семье. Некоторые жители переносили трудности еще более тяжелые, чем мы. Хлеба не было совсем, его не давали даже по карточкам. Постоянно то тут, то там хоронили людей, умерших от голода. Они были распухшие и отечные. Хоронили молча, за гробом почти никто не шел, некому было и не было сил. Винницкая область долго была в оккупации. Поэтому скот, продовольственные запасы были давно съедены и уничтожены, не было даже запаса семян для посева весной после окончания войны. Конечно, правительство принимало меры, доставляя колхозам, оказавшимся на оккупированной территории, семенной фонд из других областей страны. Нельзя же было оставить не засеянными поля нашей главной в то время житницы – Украины. Однако эти семена были на вес золота, и они должны были быть израсходованы по назначению. Поскольку на засеянные под хлеб площади был жесткий план по сбору и продаже зерна государству, то ни один колосок не должен был пропасть с поля, за это судили строго по закону. Когда начало наливаться зерно в колосьях, у голодных людей появился соблазн нарвать колосков и как-то утолить голод. Но на это никто не отваживался, так как тюрьма неминуема. Мама иногда приносила отруби. Она нам выдавала их по порции, и мы ели отруби сухими, как животные. Это казалось очень вкусно. Иногда ржаную муку заваривали кипятком, получалось что-то в виде клейстера. Это тоже было очень вкусно. Начало кое-что поспевать на огородах. Хотелось есть, и мама накопала молодой картошки, которая была чуть больше гороха. Мама сказала, что все равно украдут, не дадут вырасти чужие люди. Пока картошка варилась, я предвкушала, с каким аппетитом буду ее есть. Когда мама поделила нам сваренную картошку, у меня не хватило терпения ждать, пока ее очищу, наелась картошки с кожурой и отравилась ядом – солонином, которого много в кожуре именно молодого картофеля. Помню, как однажды Илья Семенович принес рыбьего жира, конечно, с просроченным сроком годности. Он стал жарить на нем картофель на сковороде на печке во дворе. Пошел ужасный смрад на всю округу. Мы хотели есть, но не могли. Очень хотелось сладкого. Видимо растущий организм требовал глюкозы. Но сладкого ничего не было. Я вспомнила, как дедушка читал мне книгу про первобытных людей «Борьба за огонь».