История моей жизни

Мое стремление издавать понятные другим звуки всегда было очень сильным. Я старалась производить голосом шумы, держа одну руку на горле, а другой осязая движение губ. Мне нравилось все способное шуметь, мне нравилось ощущать мурлыканье кошки и лай собаки. Еще я любила держать руку на горле певца или на рояле, когда на нем играли. Перед тем как лишиться зрения и слуха, я быстро выучилась говорить, но после болезни враз перестала разговаривать, потому что не могла себя слышать. Я днями сидела на коленях у матушки, держа руки на ее лице: меня очень развлекало движение ее губ. Я тоже двигала губами, хоть и позабыла, что такое разговор. Близкие рассказали мне, что я плакала и смеялась и какое-то время издавала звуки-слоги. Но это было не средством общения, а потребностью упражнять голосовые связки. Тем не менее, было слово, которое имело для меня смысл, значение которого я помню до сих пор. «Вода» я произносила как «ва-ва». Однако даже оно становилось все менее внятным. Я совсем перестала пользоваться этими звуками, когда научилась рисовать буквы пальцами.

Я давно поняла, что окружающие пользуются способом общения, отличным от моего. Не подозревая, что глухого ребенка можно научить говорить, я испытывала неудовлетворение от методов общения, какими пользовалась. Тот, кто целиком зависит от ручной азбуки, вечно чувствует скованность и ограниченность. Это чувство стало вызывать у меня досаду, осознание пустоты, которую следует заполнить. Мысли мои бились, как птицы, стремящиеся лететь против ветра, но я настойчиво повторяла попытки пользоваться губами и голосом. Близкие старались подавить во мне это стремление, страшась, что оно приведет меня к тяжелому разочарованию. Но я не поддавалась им. Вскоре произошел случай, который привел к прорыву через эту преграду. Я услышала о Рагнхильде Каата.

В 1890 году миссис Лэмсон, одна из учительниц Лоры Бриджмен, только что вернувшаяся из поездки в Скандинавию, пришла навестить меня и рассказала о Рагнхильде Каата, слепоглухонемой норвежской девочке, которая сумела заговорить. Не успела миссис Лэмсон закончить рассказ об успехах Рагнхильды, как я уже загорелась желанием их повторить. Я не успокоюсь, пока моя учительница не повезет меня за советом и помощью к мисс Саре Фуллер, директрисе школы Хораса Манна. Эта очаровательная и милая леди сама предложила меня обучать, к чему мы и приступили 26 марта 1890 года.

Метод мисс Фуллер был следующим: она легонько провела моей рукой по своему лицу и дала мне почувствовать положение своего языка и губ в то время, когда она производила звуки. Я с пылким рвением стала подражать ей и в течение часа выучила артикуляцию шести звуков: М, П, А, С, Т, И. Мисс Фуллер дала мне в общей сложности одиннадцать уроков. Я никогда не забуду удивления и восторга, которые почувствовала, произнеся первое связное предложение: «Мне тепло». Правда, я сильно заикалась, но то была настоящая человеческая речь.

Душа моя, чувствуя прилив новых сил, вырвалась из оков на волю, и посредством этого ломаного, почти символического языка потянулась к миру познания и веры.

Ни одно глухое дитя, пытающееся выговорить слова, никогда им не слышанные, не позабудет упоительного изумления и радости открытия, охвативших его, когда оно произнесло свое первое слово. Только такой человек сможет по-настоящему оценить пыл, с которым я разговаривала с игрушками, камнями, деревьями, птицами или животными, или мой восторг, когда Милдред откликалась мне на зов, или собаки слушались моей команды. Неизъяснимое блаженство — заговорить с другими крылатыми словами, не требующими переводчика! Я говорила, и счастливые думы летели на волю вместе с моими словами, — те самые, которые так долго и так тщетно пытались освободиться из-под власти моих пальцев.

Не стоит полагать, что за такой короткий срок я действительно смогла заговорить. Я научилась только простейшим элементам речи. Мисс Фуллер и мисс Салливан могли понимать меня, но большинство людей не поняло бы ни одного слова из ста, произнесенных мною! Неправда и то, что, выучив эти элементы, я проделала остальную работу сама. Если бы не гений мисс Салливан, если бы не ее настойчивость и энтузиазм, я не продвинулась бы так далеко в овладении речью. Во-первых, мне приходилось работать день и ночь, чтобы меня могли понять хотя бы самые близкие; во-вторых, мне постоянно была необходима помощь мисс Салливан в усилиях четко артикулировать каждый звук и сочетать эти звуки тысячью способов. Даже теперь она каждый день обращает мое внимание на неправильное произношение.